Однако доктора подтвердили, что Обольянинов наполовину оглох, и более того, высказали мнение, что подследственный нуждается в срочной госпитализации, потому что у него временами отнимаются ноги.

— Отнимаются, как на допрос вызывают, — усмехался шеф жандармов. Он считал, что старому, опытному шпиону ничего не стоило обвести вокруг пальца докторов. — И еще, — напутствовал Бенкендорф статского советника, — позаботьтесь о том, чтобы Обольянинов не узнал о смерти дочери. А не то прикинется убитым горем отцом, для него это лишь отличный повод для симуляции.

Во время второго допроса, когда Дмитрий Антонович напомнил графу о делах семнадцатилетней давности и об убийстве барона Гольца, тот, до сей поры не назвавший ни единого имени, неожиданно вскричал:

— Это князь Белозерский во всем виноват! Он убил Гольца, чтобы не отдавать ему картежный долг! Он и меня хотел отравить! Вот кто настоящий преступник! Арестуйте его!

Обольянинов нешуточно разволновался, вены вздулись у него на висках, а лицо стало багрово-красным. Он боком повалился на пол и забился в судорогах. Тотчас были вызваны надзиратели и тюремный врач. Графа снесли в камеру. С помощью нюхательной соли и нескольких кровопусканий доктор привел его в чувство, и граф сразу попросил перо и бумагу, чтобы составить завещание.

— Не верю старому лису, — продолжал стоять на своем Бенкендорф, хотя Савельев клялся, что припадок, случившийся с подследственным, был настоящим, и его невозможно подделать. — Шпионы — великие мастера разыгрывать спектакли. Пройдоха Обольянинов издевается над вами, водит за нос. Но за мой нос ему не ухватиться! Завтра я лично его допрошу, он уж не выкрутится…

Однако граф Семен Андреевич умудрился вывернуться и тут, правда, весьма радикальным способом. Он тихо скончался ночью в тюремной камере, без медицинской помощи, без отпущения грехов. Но и мертвому шпиону начальник Третьего отделения не верил.

— Значит, граф все же узнал о смерти дочери и принял яд, — заявил он. — Обратите внимание, в завещании, которое плут составил, дочь вообще не упоминается.

Граф завещал все свое движимое и недвижимое имущество бенедиктинскому монастырю в окрестностях Генуи, и аббата, настоятеля монастыря, сделал своим душеприказчиком.

— Обольянинов не из тех людей, что сводят счеты с жизнью добровольно, — возражал Савельев.

— В таком случае дело еще хуже. Его отравили. Обыщите камеру!

Когда обыск не дал никаких результатов, Бенкендорф сказал:

— Нужен опытный доктор, который сможет профессионально провести вскрытие. У вас есть такой на примете?