Она обошла комнату, пытаясь улыбнуться мужчинам, которые смотрели на нее. Несмотря на костюмы, она узнала нескольких деловых партнеров Честера - Джексона, президента Банка Нового Орлеана; Шоу, комиссионера; Левака, торговца хлопком. Она флиртовала с одним, танцевала с другим и жадно наклонялась вперед, чтобы послушать, что они скажут, открывая им прекрасный вид прямо на ее лиф с глубоким вырезом. Она уехала с полным знанием того, когда крупнейшие плантации будут поставлять свой хлопок на рынок и как будут меняться цены.

Она подошла к столику с пуншем, взяла полный стакан и осушила его. Это не помогло ее головной боли. Она хотела уйти, но еще не успела поговорить с Франсуа. Накануне он сказал ей, что у него есть новый клиент, с которым она должна встретиться, человек, которого он привез из Африки и который хочет иметь дело с Честером.

Она сделала еще глоток и только поднесла его к губам, как услышала, что толпа позади нее затихла. Она обернулась. Появился Франсуа, но не это заставило зал оцепенеть. Скорее, это был тот человек, который вошел вместе с ним.

Камилла вытаращила глаза. Действительно, весь зал остановился, чтобы посмотреть на него. Он был на полголовы выше любого из них, одетый в безупречно сшитое черное пальто, которое заставляло всех вокруг него казаться безвкусными. Но больше всего внимания привлекла его маска. Она была сделана в форме птицы с острым клювом - вороны или ворона, - но не черного цвета. Он казался сделанным из чистого золота, выкованного так, что свет от люстр рябил по его поверхности, как вода, как будто солнце внезапно вспыхнуло в танцевальном зале.

Золотая маска скрывала лицо мужчины, но его силуэт был таким знакомым, что у нее чуть не остановилось сердце. Он выглядел точь-в-точь как Мунго. Он был того же роста, с такими же широкими плечами и тонкой талией, даже с такой же уверенной осанкой и наклоном головы.

Конечно, это было невозможно.

Камилла должна была уйти. Сходство было слишком совершенным, вызывая воспоминания и невыносимые надежды, которые, как ей казалось, она похоронила навсегда. Внезапно ее тонкое платье сделалось свинцовым саваном, ребра корсета сдавили грудь, а маска давила на голову, как жернов. Она повернулась на каблуках и побежала в заднюю часть зала.

Дверь вывела ее на маленький балкон, выходящий во двор, где кучера и форейторы играли в карты и разговаривали. Она сорвала маску и вдохнула ночной воздух, жадно втягивая его в легкие, пытаясь ослабить давление на грудь.

‘Тебе нехорошо?’

Это был голос Франсуа; она надеялась, что он ее не заметил. Она вцепилась в железные перила и посмотрела вниз, во двор.