На следующее утро, еще до того, как колокола пробили шесть часов, Камилла вошла в Собор Святого Людовика. Она окунула пальцы в чашу херувима, перекрестилась святой водой и села на одну из скамей. Она опустилась на колени, чтобы помолиться. Она не была католичкой по воспитанию - Сент-Джоны были пресвитерианами. Но Новый Орлеан был католическим городом, и собор был единственным местом за пределами городского дома, где она могла быть уверена, что она одна. Она полюбила ритуал католического поклонения - крестное знамение, коленопреклонение и стояние, евхаристический хлеб и вино. Фамильярность - это безопасность.

Она ждала на скамье, бормоча беззвучную молитву, пока не услышала скрип петель в одной из деревянных кабинок в боковом проходе. Ее пульс участился. Она знала, что священники заняты в ризнице, готовясь к утренней мессе. Исповедальни должны быть пусты. Больше никто их не побеспокоит, пока они будут вести краткую беседу.

Она снова перекрестилась, прошла в заднюю часть святилища и проскользнула в исповедальню.

Перегородка скользнула в сторону, и она почувствовала его присутствие. Сквозь экран она могла различить очертания его лица, желтый оттенок радужных оболочек и гортанный тенор его голоса. Когда он произнес ее имя, она сложила руки вместе, чтобы они не дрожали. От звука ее имени на его губах после столь долгого перерыва кровь прилила к ее голове.

‘Где ты пропадал? - спросила она. ‘Как ты сюда попал?’

В глазах Мунго, казалось, промелькнуло облачко. Все те ужасные вещи, которые он делал, он делал ради Камиллы. Но теперь, когда они стояли лицом к лицу, он не мог сказать ей об этом.

‘Длинная история. Слишком долго. Расскажи мне о себе.’

Она закрыла глаза и собралась с мыслями. Она рассказала ему все, начиная с того момента, как ее уволокли из обсерватории и заперли в табачной лавке; о поездке в Луизиану и Баннерфилд; о том, как она собирала хлопок на полях; и, наконец, о своей жизни в качестве любовницы Честера в Новом Орлеане.

Была только одна вещь, которую она пропустила.

Мунго молча впитывал каждое слово, за исключением шипения сквозь зубы каждый раз, когда она произносила имя Честера.