Пенрода снова подняли на плечи другие офицеры и понесли с песнями и смехом всю дорогу до греческого кафе. Напрасно он уверял, что хочет принять ванну. Это было запрещено. Они были полны решимости первыми провозгласить тост за его победу.

“Боже, храни Королеву " пели с энтузиазмом и переменчивой точностью в два раза громче обычного, и Пенрод обнаружил, что магазин шампанского владельца был ограблен и Раздан в его честь. Это был не круг, но после пробежки он явно освежился. Когда первый всплеск торжества закончился, хозяин подошел и вручил Пенроду его часы вместе с толстым кожаным кошельком.

Пенрод открыл ее и удивленно поднял брови. - Это гораздо больше, чем я ожидал.”

Грек постучал себя по носу сбоку. “Ах, когда я увидел тебя на той последней полумиле, я не мог удержаться: я ставил на то, что ты выиграешь вдвойне или сдашься.”

Когда Пенрод ставил на кон свой успех, он был совершенно уверен—он знал, что сумеет угнаться за новобранцами,—но мысль о том, что он мог проиграть в этой последней гонке, заставила его кровь на мгновение застыть в жилах. Не имело значения, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз видел Эмбер Бенбрук; пока он держал часы, ему казалось, что между ними все еще существует какая-то связь, которую не могут разрушить ни время, ни расстояние. Часы были каким-то образом свидетелями того, как он становился лучшим человеком. Мысль о том, что он мог потерять его из-за добродушной бравады владельца кафе, заставила мир на секунду болезненно закружиться. На лице Пенрода не отразилось никаких эмоций. Он взглянул на сияющее лицо грека, затем поднял бокал с шампанским и сердечно произнес тост.

***

Эмбер выработала свой распорядок дня. Каждое утро она рано приходила в лагерь беженцев, и вскоре обитатели лагеря привыкли к тому, что Эмбер и Хагос спускаются к ним по склону как раз в тот момент, когда зажигают костры для утренней трапезы. Эмбер украла часть полотна, которое они купили в Аддисе, чтобы сделать недоуздок для Хагос - аккуратная конструкция с регулируемыми ремнями, позволяющими ей быстро расти. Львица ненавидела это, но еще больше ей не хотелось выпускать Эмбер из поля зрения, и поэтому она подчинилась. Примерно в сотне ярдов от края лагеря Хагос позволяла накинуть недоуздок на свои мускулистые плечи, изображая усталое презрение к этому процессу, и позволяла привязать себя к ближайшему стволу дерева. Ей удалось создать впечатление, что она все равно собиралась здесь остановиться.

Затем Эмбер присоединилась к Марте и Тадессе и провела час или два, беседуя с беженцами об их домах, их выздоровлении и планах на будущее. Она проверила припасы, сделала записи и дала указания, затем вернулась к Хагос и взяла львицу с собой на охоту, к северу и западу от лагеря, где, как она знала, у нее был хороший шанс найти дичь, но без риска наткнуться на людей. Не то чтобы Хагос могла причинить им вред; она привыкла к человеческому обществу и не воспринимала их как пищу. Иногда новоприбывшие в лагерь беженцев впадали в панику и протестовали при виде взрослой львицы, отдыхающей так близко, но кто-нибудь из старших жителей объяснял и указывал на недоуздок и на тот факт, что эксцентричная ференги, которая держала львицу в качестве домашнего животного, была тем, кто был занят спасением их жизней и жизней их детей.