Но слов не было слышно. Хэл опустил своего друга на землю и сквозь слезы поднял глаза, чтобы увидеть четырех вооруженных людей, стоящих вокруг него.

- Отведите его обратно в конуру, - сказал церемониймейстер. Двое мужчин подняли Хэла на ноги, и когда он снова выпрямился во весь рост, то посмотрел в толпу и отчаянно закричал - Я все еще жив! И что теперь, черт побери? Что теперь, вы, безумные ублюдки?!’

Толпа ответила ему свистом, непристойными жестами и швырнула в его сторону полусъеденные мясные кости и черствые куски хлеба. Но затем их презрительные крики сменились тревогой. Люди бежали к выходам. Даже люди, охранявшие Хэла, в панике озирались по сторонам. И тогда он понял причину, по которой рота вооруженных солдат, по меньшей мере, тридцать человек, вошла во двор, где находился боевой ринг, и пробилась сквозь толпу, нанося удары дубинками и даже ножами всем, кто попадался им на пути. Охранники Хэла развернулись и бросились бежать, и он уже собирался последовать за ними, но, оглядевшись в поисках выхода, понял, что уже слишком поздно. Он был полностью окружен войсками. Затем человек, чей шлем с плюмажем и великолепная униформа выделяли его, как их командира, вошел на грязный, запачканный кровью и экскрементами ринг и сказал - "Капитан Кортни, пожалуйста, пройдите со мной. Его Высочество магараджа Садик-Хан-Джахан желает познакомиться с вами.’

Хэл пробыл в своей камере всего несколько часов, когда его навестил принц Джахан. Хэл готовился к жестокому допросу, но первый вопрос Джахана застал его совершенно врасплох.

‘Ваш соотечественник, - начал принц, - тот, что зовется Канюком, всегда ли у него были нравы свиньи, даже когда он был человеком?’

Хэл сделал измученную попытку рассмеяться. - ‘Он родился вероломным, коварным негодяем. Это у него в крови.’

‘Да, я так и думал. Он украл Юдифь Назет. Это меня злит, потому что она была моей собственностью ...

- Она никому не принадлежит. Она - свободная женщина.’

‘Совершенно очевидно, сэр Генри, что это не так, - заметил Джахан. - В настоящее время она находится в плену у Канюка на корабле, плывущем на юг. Это моя вина. Мне следовало бы знать это лучше. Я видел, как он предал своего бога ради денег. У человека, который это сделал, нет ни чести, ни стыда. Если бы он был мусульманином и было известно, что он предал Пророка, да благословит его Аллах Всеведущий и Всемилостивый, таким образом, то если бы он умер тысячу раз, этого было бы недостаточно. Но ты совсем другой. Ты сражался за своего бога.’

- За моего Бога, за свободу и за женщину, которую я люблю.’