На этот раз Лусима Мама взяла руку Шафран в свою. Она погладила кожу Шафран между костяшками пальцев и ее запястьем. ‘Я не делала этого уже много лет, - пробормотала она. ‘Я знала, что у меня хватит сил только на одно последнее путешествие и что я узнаю, когда придет время ...

- Но мама ... - запротестовала Шафран.

- Тише, дитя, ты - свет в жизни моего сына М'Бого. Я делаю это ради вас обоих ...

Глаза Лусимы-мамы закрылись, и она затихла. Молчание растянулось, казалось, на целую вечность, а потом ее глаза широко раскрылись и закатились так далеко, что видны были только белки. Когда началось ее гадание, она раскачивалась взад и вперед, словно двигаясь в ритме другого мира, и когда она заговорила, ее голос был не голосом пожилой леди, а низким, хриплым монотонным голосом, который звучал скорее по-мужски, чем по-женски.

‘Ты будешь идти рядом со смертью, но ты будешь жить ... я вижу тебя, но не вижу Льва. Он есть, но его нельзя узнать. Ты будешь искать его, но если он когда-нибудь будет найден, то только тогда, когда ты прекратишь свои поиски, и если ты увидишь его, ты не узнаешь его, потому что он будет безымянным и неизвестным, и если твои глаза упадут на его лицо, они не увидят его, потому что они не будут знать, что это его лицо. И если он жив, то это будет как если бы он был мертв. И все же ... и все же ... ты должна продолжать поиски, ибо если он должен быть спасен, только ты можешь спасти его.’

Голос, который не был голосом мамы Лусимы, затих, ее тело снова стало неподвижным, а затем, словно очнувшись ото сна, она встряхнулась, несколько раз моргнула, посмотрела на Шафран и улыбнулась.

‘Теперь ты знаешь все, что можно знать, дитя мое, - сказала Мама Лусима.

Я больше не увижу ее, по крайней мере в этой жизни, - сказал Маниоро, когда они с Шафран спускались по горной тропе.

- Нет, этого не может быть, - сказала Шафран, которой была невыносима мысль, что она могла ускорить кончину мамы Лусимы.

‘Дело не в том, правильно это или нет. Это просто жизнь, которая заканчивается тогда, когда должна закончиться. Мама хотела, чтобы ты знала: то, что произойдет сегодня, всегда будет происходить. Дело не столько в том, что она уйдет, потому что ты пришла, сколько в том, что она жила до твоего прихода.’