Уилбур Смит Война Кортни

Уилбур Смит

Война Кортни

Каждый день я благодарю Бога за то, что у меня есть ты, моя прекрасная жена Мохинисо.

Твое лицо - самая прекрасная картина, которую я когда-либо видел, твой смех-самая прекрасная музыка, которую я когда-либо слышал. Любовь к тебе - самое прекрасное переживание в моей жизни.

***

Это был Париж весной: город, построенный для влюбленных в пору романтики. И из всех пар, прогуливавшихся рука об руку по саду Тюильри в ту Страстную пятницу 1939 года, ни одна не была так сильно влюблена, как высокая стройная девушка и мужчина рядом с ней, смотревший на нее с улыбкой недоверия к собственной удаче. Ранний апрельский ветерок все еще был холоден, и девушка прижалась к его широким плечам и подняла на него глаза, зная, что он не сможет устоять перед искушением поцеловать ее и проклинать взгляды любых неодобрительных прохожих.

В других местах двое, стремящиеся к женскому совершенству и мужской элегантности, могут быть отвергнуты как расточительные, тривиальные пустяки. Однако в Париже красота всегда считалась моральным императивом, и эти мужчина и женщина были двумя великолепными образцами. Фигура у нее была такая, что любой из модных домов на улице Камбон или авеню Монтень соперничал бы за ее услуги манекенщицы, если бы они уже не боролись за нее как клиентку, и ее лицо было столь же поразительным. Ее черты, окруженные густыми блестящими черными волосами, свидетельствовали о ее силе характера.. Ее подбородок и скулы были четко очерчены, подбородок тверд, нос - решительная линия, а не вздернутая пуговица. Но ее кости были так тонки, а губы так соблазнительно полны, что не допускали никаких намеков на мужественность. А ее огромные голубые глаза, ясные, как африканское небо, под которым она родилась, обрамленные густыми черными ресницами, едва нуждавшимися в туши, довершали картину восхитительной женственности.

Он был подходящей парой для такого совершенства. К ее радости, он все еще был на целую голову выше ее, даже когда она носила высокие каблуки. Любая женщина, проходя мимо, заметила бы темно-русые пряди в его небрежно зачесанных назад волосах и сияние кинозвезды в его любящей улыбке. Это был Париж, и он заметила бы, что, хотя его одежда была обычной - темно-серые фланелевые брюки и твидовый спортивный пиджак вместо костюма, открытая рубашка с шелковым платком, заправленным в воротник, вместо галстука, - каждый предмет одежды был безупречно скроен, а туфли безукоризненно начищены.

Девушка рядом с ним оценила то, чего не могли оценить другие женщины, - что серые глаза этого человека были окнами в душу, которая была более чувствительной и вдумчивой, чем могло показаться на первый взгляд. Она знала, что, хотя его предплечья были сильными и мускулистыми, у него были руки художника. Его длинные, изящные пальцы могли нарисовать все, на чем остановятся его глаза, или пробежаться по всему ее телу, играя с каждой частичкой ее тела и доставляя ей наслаждение, которое она никогда не могла себе представить возможным, только для того, чтобы оно было превзойдено экстазом, который могла принести самая волнующая, самая сильная его часть.