Фон Меербаху было противно это признавать, но он имел дело с другим человеком, не тем, с которым впервые встретился десять лет назад. Поношенный костюм Де Ла Рея сменился строгой, но элегантной одеждой, подобающей человеку, который был набожным кальвинистом и к тому же преуспевающим. На нем были серые легкие шерстяные брюки и черная спортивная куртка, скроенная так, чтобы подчеркнуть ширину его плеч и стройность живота и талии. Его простая белая рубашка была сшита из тонкого хлопка и была достаточно расстегнута, чтобы обнажить верхнюю часть загорелой груди и намек на рыжеватые волосы.

Его жена Хайди была не менее впечатляющим образцом. Облегающее шелковое платье с ярким цветочным рисунком подчеркивало высокую фигуру в форме песочных часов, которая, фон Меербах был уверен, выглядела бы так же великолепно и без клочка одежды. И все же, несмотря на всю ее женственность, в этой женщине не было ничего податливого или уязвимого. Ее улыбка обнажала идеальные белые зубы. Но ее глаза были холодны и жестки, как драгоценные камни, которыми хвастался ее мужчина.

- Когда мы вернемся в Африку, Хайди будет жить как королева, - похвастался Де Ла Рей. - Не так ли, майн Шац?

- Значит, у тебя есть наличные. Но одно дело - платить за жену, и совсем другое - платить за власть. А как насчет вашей партии, националистов? - спросил он. - У них есть деньги? Я имею в виду, большие деньги?

Де Ла Рей ответил не сразу. Он серьезно обдумывал этот вопрос.

- ‘Нет,’ сказал он. - Они этого не делают. И через два года им предстоит провести всеобщие выборы.

- Предположим, вы вернулись в Южную Африку с деньгами для этой кампании, деньгами, предоставленными мной. Это сделало бы вас очень популярным человеком в партии, человеком большого влияния.

-Угу ... - Де Ла Рей кивнул в знак согласия.

- В таком случае, - сказал фон Меербах, - полагаю, мы договорились. И теперь, когда мы договорились об этом, нам нужно обсудить еще одну вещь.

- Семья Кортни?