Каждый из двух ответил совершенно одинаково:

– В Сен-Себастьяне, в Бискайе,[53] у моего кузена Санси.

Санси был тут же и подтвердил, что так оно и было.

Тогда Габриэль подошел к нему и что-то сказал ему на ухо. Санси рассмеялся и обратился к Арно на бискайском наречии. Арно побледнел и не сумел ответить.

– Как же так? – спросил Габриэль. – Вы четыре года прожили в Сен-Себастьяне и не знаете местного наречия?

– Я его позабыл, – пробормотал Арно.

Мартен-Герр, подвергнутый такому же испытанию, болтал по-бискайски добрые пятнадцать минут, к великой радости кузена Санси и к вящему убеждению суда, а также и всех присутствующих.

Таково было первое доказательство, пролившее первый луч света на истину, а за ним последовало и другое, которое оказалось тем не менее достаточно убедительным.

Сверстники Мартен-Герра по Артигу с восхищением и не без зависти вспоминали, как ловко он играл в мяч. Однако после возвращения он постоянно отказывался от игры, ссылаясь на рану в правой руке, тогда как настоящий Мартен-Герр с радостью согласился сыграть и тут же, в присутствии судей, обыграл лучших игроков. Но играл он, между прочим, закутавшись в плащ; его подручный только подносил ему мячи, которые он забивал с изумительной легкостью.

С этого момента общественное мнение перешло на сторону Мартена и оказалось, как ни странно, на стороне истины.

Наконец последний факт окончательно уронил Арно дю Тиля в глазах судей.

Арно и Мартен были одного и того же роста. Но Габриэль в поисках мельчайших улик заметил, что ноги, вернее, одна-единственная нога у его оруженосца гораздо меньше, чем у Арно дю Тиля.

Старый артигский башмачник предстал перед судом и предъявил ему новые и старые мерки Мартена.

– Да, – сказал он, – в прежние времена обувь Мартен-Герра была меньшего размера, и я несказанно удивился, узнав по возвращении, что теперь он носит обувь другого размера – на целых три номера больше, чем раньше!..

Мартен же с гордостью протянул ему уцелевшую ногу, и сапожник, сняв мерку, тут же признал, что она ничуть не увеличилась в размерах, несмотря на долгие странствия.

Теперь уже никто не сомневался в невинности Мартен-Герра; все считали преступником Арно дю Тиля.

Но Габриэлю мало было этих формальных улик, он хотел нравственных доказательств.

Он отыскал того самого крестьянина, которого Арно дю Тиль отправил будто бы из Нуайона в Париж с престранным поручением: распустить слух о гибели Мартен-Герра. Крестьянин подробно рассказал, как в особняке на улице Садов Святого Павла встретил того, кого уже видел на дороге в Лион.