– Но должность великого магистра и руководителя военными делами, – не унимался Карл Лотарингский, – требует столь удачного сочетания выдающихся способностей и блестящей известности, что, помимо брата, я могу назвать лишь двух особ, достойных этого поста. Тут возможен господин де Бриссак…

– Бриссак! Он вечно ворчит, вечно недоволен! – заметил король.

– А затем – господин де Монморанси. Он не столь даровит, но все же известен.

– Э, – снова возразил Франциск, – коннетабль слишком стар и слишком пренебрегал мною, когда я был дофином. Но почему, господин кардинал, вы не вспоминаете о моих прочих родных, о принцах крови, в частности о принце Конде?

– Государь, я с горечью должен сообщить, что в списке главарей заговора на первом месте имя Конде!

– Не может быть! – поразился король.

– Государь, так оно и есть!

– Значит, настоящий заговор против государства?

– Государь, это почти мятеж! И ныне, когда вы освобождаете нас от столь тяжелой ответственности, мой долг – просить вас назначить нам преемников как можно скорей, ибо протестанты будут под стенами Блуа через несколько дней.

– Дядя, что вы говорите! – ужаснулась Мария.

– Сущую правду, государыня!

– Много ли их, мятежников? – спросил король.

– По слухам, около двух тысяч… Ну, а теперь мы оба, герцог де Гиз и я…

– Как, – перебил Франциск, – и в такой опасности вы оба хотите меня покинуть?

– Но если я не ошибаюсь, именно такова была воля вашего величества…

– Что же вы хотите? Мне было действительно досадно, что из-за вас… что у меня столько врагов!.. Но, милый дядя, довольно об этом, расскажите мне подробней о дерзком мятеже… Как вы намерены его предотвратить?

– Нет уж, увольте, государь, – все еще с обидой ответил кардинал, – после того, что мне довелось услышать от вашего величества, пусть лучше другие…

– Дорогой дядюшка, я вас прошу забыть о мимолетной вспышке, о которой я сам сожалею, – сказал Франциск II. – Или мне надобно извиниться? Просить прощения?

– О, государь, после того как вы вернули нам свое драгоценное доверие… – начал было кардинал.

Но король, не дав договорить, протянул ему руку: