– Да, в последнее время он оставил меня в покое, – ответила Эйла.

Она умолчала о том, что от взгляда Бруда кожа ее покрывается мурашками. Этот взгляд она ощущала даже спиной.

Вечером Креб и Гув долго оставались в прибежище духов. Эйла, перекусив и накормив Дарка, отложила в сторону ужин для Мог-ура, хотя и сомневалась, что, вернувшись, он даст себе труд поесть. Нынешним утром она пробудилась, охваченная неизъяснимым беспокойством, и, по мере того как день клонился к закату, неприятное чувство все усиливалось. У Эйлы сохло во рту, пещера казалась ей тесной и душной. Заставив себя проглотить несколько кусков, она вскочила, бросилась к выходу и застыла там, глядя на низкое серое небо, извергающее потоки дождя на землю, которая превратилась в непроходимую грязь. Когда она вернулась, Дарк уже засыпал, свернувшись комочком на подстилке. Почувствовав, что она улеглась рядом, он прижался к ней и пробормотал: «Мама».

Эйла обняла сына, ощущая под своей рукой биение маленького сердца. Ей не спалось – она долго смотрела на причудливые тени, которые отсветы догорающего костра бросали на шероховатые стены пещеры. До самого возвращения Креба она так и не смогла заснуть. Затаившись в своем углу, она слышала, как он, хромая, добрался до подстилки и улегся.

Проснулась она от собственного крика.

– Эйла! Эйла! – Креб тряс ее за плечи, словно хотел, чтобы с нее слетели остатки дурного сна. – Что с тобой, девочка? – спросил он, не сводя с нее встревоженных глаз.

– Ох, Креб! – всхлипнула она, обвивая его шею руками. – Опять этот сон. Он не приходил ко мне много лет.

Креб чувствовал, что ее сотрясает дрожь.

– Что случилось с Мамой? – испуганно спросил Дарк, усевшись на подстилке. Никогда раньше он не слышал, чтобы Мама так кричала. Эйла успокаивающе погладила сына по голове.

– Что за сон, Эйла? – спросил Креб. – Опять про пещерного льва?

– Нет, другой. Теперь я припоминаю его лишь смутно. – Эйла вновь вздрогнула. – Креб, к чему этот сон? Я думала, что навсегда избавилась от ночных кошмаров.

Креб привлек ее к себе, и Эйла благодарно прижалась к нему. Оба вдруг вспомнили, что давно не сидели так, и обнялись крепче.

– Креб, Креб, мне так часто хотелось тебя обнять. Но я боялась, что ты рассердишься и оттолкнешь меня. В детстве, когда я была непослушной девчонкой, я часто тебя огорчала. Я знаю, сейчас тебе тоже есть за что на меня сердиться. Но я люблю тебя, Креб.

– Эйла, даже когда ты была маленькой, мне трудно было бранить тебя за твои проступки. Я никогда не мог по-настоящему на тебя рассердиться, я слишком люблю тебя. Я люблю тебя и сейчас. Мне так жаль, что по моей вине у тебя пропало молоко.