– Ты только подумай, – заговорил брат после небольшой паузы. – Мы сидим здесь в паршивой палатке. Ну да, у нас есть не самое плохое вино, но всю зиму мы морозим яйца. А скоро будем мучиться от летней жары. Однако Суни почти наверняка наслаждается весенним солнцем в Карфагене. Пьет на постоялом дворе возле Чомы. Может быть, прямо сейчас трахается с какой-то шлюхой, пока мы торчим в заднице, в отвратительной Италии… И лучшее, что мы можем делать, – охотиться. Ты думал об этом?

Вино забурлило в жилах Ганнона, и он хмуро посмотрел на брата.

– Суни ничего такого не делает.

– Что? – презрительно усмехнулся Сафон. – Ты научился предвидеть будущее или читать чужой разум на расстоянии?

– Проклятье, он мертв! – закричал Ганнон, давая своему гневу вырваться на свободу. – Он гниет в могиле рядом с Капуей.

– Мертв? Откуда ты знаешь?

– Не имеет значения. Я знаю, и всё.

Взгляд Сафона стал задумчивым.

– Ты мог об этом узнать, когда оставлял своих людей… Боги, неужели ты возвращался в поместье, где тебя держали в рабстве?

Ганнон молча смотрел на красные угли жаровни.

– Ты там был.

– Да, я говорил с рабом оттуда, хотел узнать, удалось ли Суни сбежать. Помнишь, я рассказывал, что он был ранен?

Пусть попробует не поверить. К тому же это не так уж далеко от правды.

Сафон внимательно посмотрел на Ганнона и отвел взгляд в сторону.

– Вы с ним всегда были близки. Жаль, что он умер. Что с ним случилось?

– Его нашли в лесу – я не знаю, как это произошло – и вернули, как сбежавшего раба. Он прикинулся немым, но управляющий что-то заподозрил. Ублюдок обвинил Суни в краже кухонного ножа, – солгал Ганнон. – И в наказание его казнили.

– Проклятые римляне. Кровожадные дикари. – Сафон провел ребром ладони по горлу. – Так мы поступим со всеми.

Кроме Аврелии. И Квинта. Даже их родители были неплохими людьми.

Ганнон с облегчением кивнул – похоже, брат ему поверил.