– Ваша женщина не из Сицилии, верно?
Вопрос заставил Ганнона обернуться.
– А тебе-то что?
– И в отличие от тебя она слишком светлая для карфагенянки, – со знанием дела проговорил конопатый. – Откуда она? Я хочу попросить такую же в борделе.
– Вот туда и иди!
Празднование Ленайи закончилось так же быстро, как и началось, хотя это не помешало Клиту рассказывать о нем Ганнону еще несколько дней. Похоже, он на славу провел время с двумя женщинами сразу – одной жрицей и одной из местной знати. Ганнон не знал, верить ему или нет, но история звучала неплохо. И главное, у Клита поднялось настроение.
В последующие недели и месяцы жизнь в городе вернулась к своему мирному течению. Более длинные дни, почки на ветках и теплая погода предвещали наступление весны. Ганнон был рад, что зима закончилась. После месяцев относительного безделья хотелось выбраться из города. Но то, что скоро начнется новая кампания, не очень радовало. По большей части это ощущалось камнем на душе. Чтобы не расстаться с Аврелией на многие месяцы, единственным решением было взять ее с собой, но не хотелось подвергать женщину всевозможным опасностям. И так ей просто страшно повезло, что в свое время она избежала беды в обозе войска Гиппократа. В тщетной надежде, что все решится само собой, Ганнон старался не думать о предстоящем отъезде. Аврелия тоже не заводила разговоров, но выражение лица любимой говорило, что она не рада таким перспективам. Прошло десять печальных дней, в течение которых оба не касались горячей темы.
Вопрос встал ребром однажды вечером, но не так, как кто-либо из них мог предположить. Ганнон ушел еще до рассвета муштровать солдат, но вернулся раньше, чем обычно. Аврелии не было дома, и он решил, что любимая пошла за продуктами для ужина. Ее все еще не было и когда он вернулся, наскоро сходив в общественные бани. Не ощутив беспокойства, так как она подружилась с соседками, юноша прилег немного отдохнуть и вскоре заснул.
Его вызвал из глубин тяжелого сна звук рыданий. Аврелия стояла у двери, выходящей на площадку, от которой, в свою очередь, лестница вела на улицу. Через мгновение Ганнон уже стоял рядом. Она прижалась к нему, плача.
– Все будет хорошо, любовь моя, – прошептал он в уверенности, что ее расстройство связано с грядущей военной кампанией. – Я тут подумал немного… Я куплю раба, здоровенного, чтобы мог драться. Он отправится с тобой и будет защищать тебя, когда я не смогу быть рядом.
Рыдания немного стихли. Она посмотрела на Ганнона, и ее заплаканное лицо выразило замешательство.