Но она не имела отношения к вину.

Аврелия.

По словам ведущего их солдата, до Гексапил оставалось чуть больше двадцати стадий. В обычных обстоятельствах Ганнон решил бы, что путь будет недолгим, но сегодня все казалось другим. Хотя они быстро двигались по крохотным переулкам и узким проходам между домами, каждый раз, когда появлялись на больших улицах, их задерживал поток людей. Если б они не были вооружены и не двигались так целеустремленно, то не продвинулись бы далеко. Клит не замедлил отдать приказ, чтобы они кричали прохожим посторониться, а потом использовали кулаки и били плашмя мечами, чтобы добиться желаемого результата.

Если пригороды Ахрадина и Тихе были заполнены толпой, то улицы за внутренними стенами были забиты людьми, как бочки – соленой рыбой. Потрясенная, с похмелья, стража открыла ворота, и их опрокинул вал беженцев. Ганнон с некоторым удовлетворением отметил, что Ахрадина и Тихе остаются в руках сиракузцев, но если туда соберутся все жители Эпипол, запасов хватит не надолго. Им удалось против людского потока протиснуться в ворота. Но за воротами толпа так напирала, что продвигаться было возможно только со скоростью улитки. Перепуганные люди кричали и бессмысленно ругались. Какой-то краснощекий жрец требовал, чтобы его пропустили прежде всех остальных. Дети и совсем маленькие младенцы плакали, и взволнованные матери пытались их успокоить. Два осла криком выражали возмущение.

– Проклятье, мы не успеем! – нахмурившись, сказал Клит.

Несмотря на всепоглощающую головную боль, Ганнон думал так же. С другой стороны, где бы ни появились римляне, люди побегут. Враг будет двигаться быстро, как дождевая вода в ливень, образуя новые ручьи на пыльной почве. Городские связи порвутся еще до того, как Эпикид сумеет собрать достаточное количество войск. И у солдат не хватит стойкости, чтобы сражаться. В том виновны огромные дозы вина, выпитого за две последних ночи. Ганнона охватила горечь. Как они, шестеро солдат, смогут хоть что-нибудь изменить? Что может изменить он? Очевидным ответом на оба вопроса было «ничего». А если он доберется до Аврелии, то, может быть, сумеет вывести ее, прежде чем римляне доберутся до их жилища близ Эвриала. Юноша не знал, куда вывел бы ее, но что угодно было бы лучше, чем обречь любимую на тревожное ожидание.

– Клит… – сказал Ганнон.

Друг обернулся к нему:

– Уходи.

Карфагенянин потрясенно уставился на него.

– Тебе не нужно доказывать свою преданность мне, – тихо сказал Клит. – Твой меч не изменит того, что случилось сегодня с городом, но может спасти жизнь Аврелии.