Джаква кое-что перенял от сего безбоязненного, но чуткого подхода к человеческому телу, и в его замечаниях порою слышится укор, хоть он посмеивается: мол, я изображаю плоть, как тигр, для которого она — пища. Это заставило меня переосмыслить мою работу в стиле дель Сарто, и теперь я понимаю, в чем ее недостаток: идеальный торс никак не сочетается с душой объекта и даже сильно ей противоречит.
Но все это к лучшему, и я ничуть не против критики, ибо получаю повод начать работу сызнова; Джаква соглашается позировать и для этюдов, от которых гораздо больше проку, нежели от моих стараний припомнить картину, виденную только на репродукции.
И это еще не все, отрада сердца моего: я получил свой первый заказ! Как ты думаешь, от кого? Вообрази, от мистера Кинга, моего юного Жерико! Давеча на майдане он подошел ко мне: мол, в связи с затишьем в делах у него масса свободного времени, так не смогу ли я написать его портрет? Разумеется, я ответил согласием и уже провел несколько сеансов в Американской фактории, где он обитает.
Мистер Кинг со мною неизменно любезен, однако производит впечатление человека замкнутого и даже скрытного. Поначалу он был совсем неразговорчив, но потом произошло нечто весьма любопытное. Я случайно встретил мистера Слейда, и тот спросил, правда ли, что я пишу портрет Кинга. Получив утвердительный ответ, редактор напустился на меня: мол, как же мне не стыдно якшаться с этаким извращенцем и вдобавок китайским прихвостнем? Я ответил, что я не в курсе этих дел, но мистер Кинг ко мне добр и очень мне нравится. Слейд громко фыркнул и ушел прочь, а я был так обескуражен, что, не удержавшись, поведал об этой странной встрече мистеру Кингу. Вообрази, он только презрительно усмехнулся и сказал, что ничуть не удивлен. Дескать, Слейд большой оригинал: на людях его поносит, а наедине с ним набивается в друзья и даже выпросил у цирюльника прядь его волос. Всюду ему видятся разврат и похоть, но он не замечает, что сам он — скопище пороков. Прискорбно, что этот злой сквернослов имеет приверженцев в Городе чужаков.
Слейд, конечно, гадок, но я ему признателен за то, что помог растопить лед в моих отношениях с мистером Кингом, который теперь весьма откровенен со мной. По-моему, все идет к тому, что я стану его конфидентом (он просил называть его Чарли!). И я убежден, он мучается тем, что здесь происходит. Кинг во всем винит чужеземных купцов: опий их обогатил, и теперь они не представляют жизни без него, не понимая, что Китай не желает этого зелья, рабами которого стали сотни тысяч, если не миллионы людей — монахи, военачальники, домохозяйки, солдаты, чиновники, студенты. Еще страшнее, говорит Чарли, коррупция, которую порождает опий: сотни подкупленных чиновников обеспечивают продолжение торговли. Сейчас это уже вопрос жизни или смерти, ибо за последние тридцать с лишним лет экспорт опия вырос