Вдруг, где-то в конце улицы послышались песнопения и обсуждение грехов Кислицина тут же прекратилось. Всем сразу стало не до этого. Народ подался вперёд, стараясь разглядеть приближающуюся процессию и солдатам пришлось сдерживать толпу силой. Вскоре показалась колонна монахов, облачённых в точно такие же чёрные рясы, какая была на Сергее. Первым шёл священник с большим деревянным крестом в руках. Следом за ним шестеро монахов несли на плечах большой украшенный позолотой гроб, который сверху укрывало красно-белое знамя Лестера. За гробом двигалась колонна монахов, распевая на латыни какой-то заунывный псалом.
— Видишь, бабник, братья твои всю ночь усердно молились в монастыре за душу графа Лестер, пока ты удовлетворял свою похоть — громко воскликнул Харон, указывая на проходившую мимо процессию.
Сергей не ответил. Он никак не мог сообразить, чего лысый добивается. Понятно стало чуть позже. Когда колона монахов, проследовав мимо, направилась к дверям костёла, Харон просто вытолкнул Кислицина за оцепление на дорогу.
— Да, беги уже, бездельник. Догоняй своих — услышал он сзади голос лысого.
И Сергей помчался за траурной процессией, подхватив подол рясы. То ли воины решили не нарушать оцепление, то ли не увидели в бегущем монахе ничего опасного, но за Кислициным никто не погнался. Правда эта сценка вызвала в толпе неподобающий случаю хохот, что немного смутило поющих братьев. Но Сергей уже пристроился к ним сзади и, смиренно сложив руки, подвывал в унисон.
У дверей храма процессию встречали три священника, одним из которых был тот самый настоятель, что присутствовал на обеде у шерифа. Узнать Кислицина в толпе монахов он конечно не мог. Но Сергей всё же опустил вниз, укрытую капюшоном, голову. Так сказать, на всякий случай. Тем временем, двое священников отворили настежь двери костёла, а настоятель, благословив процессию, жестом предложил следовать за ним. Когда гроб с телом убиенного графа внесли в костёл, песнопение прекратилось. Монахи по очереди стали заходить в двери храма, перестраиваясь в одну длинную шеренгу. Самым последним был Сергей. Пройдя через гостеприимно распахнутые двери, Кислицин очутился в довольно большом квадратном тамбуре, в центре которого красовалась огромная гранитная чаша, доверху наполненная водой. Каждый из монахов, проходя мимо чаши, макал в воду правую клешню и осенял себя крестным знамением. И только потом уже проходил в основное помещение костёла. Сергей в точности повторил данный ритуал и проследовал за остальными братьями в центральный неф храма. Ряды деревянных стульев и, похожий на театральную сцену, трансепт напомнили Кислицину колхозный клуб, где его отцу вручали грамоту на звание почётного комбайнёра. Лишь, расположенный за трансептом алтарь с большим позолоченным распятием говорил о том, что это всё-таки храм. Ни икон тебе, ни росписей на стенах и потолке. Только множество цветов в больших красивых вазах являлись основным убранством главного костёла Кардиффа.