– Надо задержать их тут, – слышит Антонио свой голос. – Задержать, пока Жоан Апостол и Педран не вернутся в Бело-Монте.

– Если только солдаты не станут прорываться и через Фавелу тоже, – угрюмо ворчит Онорио.

Вряд ли, думает Антонио. Перед ними скатываются с крутого берега пересохшей Вассы-Баррис тысячи солдат-не меньше трех, а может, и четыре наберется, – и, должно быть, это все их наличные силы. От сорванцов и перебежчиков жагунсо знают, что в госпитале, развернутом между Фавелой и Монте-Марио, около тысячи больных и раненых – стало быть, какую-то часть войска псы оставили там прикрывать свои тылы, госпиталь и батареи. Сюда идут штурмовые отборные отряды, говорит Антонио, не отрывая глаз от дальнего берега реки и одновременно прокатывая по ладони барабан револьвера. У него есть и «манлихер», но он предпочитает этот револьвер, бывший с ним во всех боях. Онорио опирает ствол своего ружья о бруствер: прицельная планка поднята, палец уже лежит на спусковом крючке. Должно быть, и все остальные, затаившись в своих окопах, тоже изготовились к бою, помня приказ: стрелять, когда псы будут совсем рядом, чтобы захватить их врасплох и не тратить патроны впустую. Только внезапность их спасет, только этим можно свести на нет превосходство многочисленного и лучше вооруженного воинства Сатаны.

В окоп скатывается мальчишка – он принес бурдюк с горячим кофе и маисовые лепешки. Антонио вспоминает эти живые, веселые глаза, верткую фигурку: мальчишку зовут Себастьян, он уже опытный боец, был связным у Меченого и Жоана Большого. Пока Антонио пьет кофе-после первого же глотка внутри что-то отпустило, – тот, волоча бурдюк и сумки, уже исчез, стремительный и бесшумный, как ящерица.

«Хорошо бы они так толпой и шли, не разворачивались в цепь, – думает он, – тогда бы мы их скосили в упор, тут ни скал, ни деревьев, ни кустов, негде спрятаться, а в землю не вожмешься, потому что наши окопы выше и оттуда простреливается вся равнина». Но солдаты перестраиваются на ходу: средняя колонна выдвигается вперед, опережая две соседние, она первой одолевает обрывистый спуск и переходит высохшее русло. Фигурки в синеватых мундирах и с блестками пуговиц не дальше двухсот метров от Антонио. Это разведка. Сотня солдат движется кучками по трое: идут быстро, не пригибаясь, не прячась. Антонио видит, как они вытягивают шеи, заметив вдалеке колокольни Храма и даже не подозревая, что каждьгй из них уже взят на мушку.

«Ты чего медлишь? – спрашивает Онорио. – Хочешь, чтоб заметили?» Антонио нажимает на спуск, и в ту же минуту справа и слева, как нескончаемое эхо его выстрела, грохочут, заглушая барабаны и трубы, винтовки жагунсо. Дым, пыль, смятение. Антонио, зажмурив левый глаз, неторопливо выпускает все пули вслед повернувшим вспять солдатам. Он еще успевает увидеть, что две другие колонны уже влезли на берег и наступают с трех, нет, с четырех сторон одновременно. Стрельба прекращается.