А кости софистов давным-давно обратились в прах, и слова их обратились в прах вместе с ними, а прах погребался под обломками приходивших в упадок Афин и Македонии, пока она рушилась. Распадались и умирали Древний Рим, Византия, Оттоманская империя и современные государства – а прах погребали так глубоко, с такой церемонностью, с таким смаком и такой злобой, что лишь безумец много веков спустя сумел обнаружить следы, по которым раскопал их – и с ужасом узрел, что с ними сделали…

Дорога так потемнела, что надо зажечь фару, а то заплутаешь в этом тумане и дожде.

30

30

В Аркате заходим в столовку, сырую и холодную, едим чили с бобами, пьем кофе.

Потом выезжаем на дорогу снова – на скоростную трассу, быструю и мокрую. Будем ехать, пока до Сан-Франциско не останется легкого однодневного перегона, тогда и остановимся.

Фары встречных машин странно играют на мокрой осевой линии, капли бьют в пузырь шлема, как дробинки, преломляя свет причудливыми волнами кругов и полукругов. ХХ век. Он уже со всех сторон, этот ХХ век. Пора кончать с Федровой одиссеей ХХ века и больше к ней не возвращаться.

Когда группа по «Идеям и методам 251, Риторике» собралась в следующий раз за большим круглым столом в Южном Чикаго, секретарша деканата объявила, что профессор философии болен. Болел он всю следующую неделю. Несколько озадаченные остатки группы, которая к тому времени уменьшилась втрое, пошли через дорогу выпить кофе.

За столиком один студент – Федр про себя охарактеризовал его как интеллектуального сноба, хоть и способного – сказал:

– Неприятнее семинаров у меня в жизни не бывало. – Он смотрел эдак свысока с какой-то бабьей сварливостью, будто Федр испортил ему всю малину.

– Полностью согласен, – ответил Федр. Он ждал выпада, но выпада не последовало.

Другие, видимо, считали, что это все из-за Федра, но им не за что было зацепиться. Затем женщина постарше, сидевшая за столиком напротив, спросила, зачем он вообще ходит на занятия.

– Я сам сейчас пытаюсь это понять, – ответил Федр.

– А вы ходите полный день? – спросила она.

– Нет, полный день я преподаю на Военно-морском пирсе.

– Что преподаете?

– Риторику.

Она смолкла, и все за столом посмотрели на него и тоже замолчали.