– А я нет. Поехали дальше. – Он по-прежнему злится. Я тоже.
– Спустись на пляж и побегай кругами, а я пока отдохну, – говорю я.
– Поехали дальше, – бурчит он, но я отхожу и не обращаю внимания. Он садится на обочину у мотоцикла.
Здесь густ морской запах гниющей органики, а холодный ветер не дает хорошенько расслабиться. Но я отыскиваю большую кучу серых камней, где нет ветра и поэтому теплее. Отсекаю все, кроме солнечного тепла, и благодарен за то немногое, что есть.
Потом снова едем, и у меня в голове сгущается мысль: он еще один Федр; думает так же, как Федр, поступает так же, ищет неприятностей на свою голову, его влекут силы, которые он лишь смутно сознает и вовсе не понимает… Вопросы… те же вопросы… он должен знать все.
А если не добьется ответа, будет гнать и гнать дальше, пока его не получит, а потом – к следующему вопросу, и опять гнать в поисках ответа… в бесконечной погоне за вопросами, так и не видя и никак не понимая, что вопросы никогда не кончатся. Чего-то не хватает, он знает это – и убьет себя, пытаясь это нечто обрести.
Резко сворачиваем на вершину крутого утеса. Океан бескраен: холодный и синий, от него странное отчаянье. Береговые жители никогда толком не понимают, что олицетворяет собой океан для тех, кто со всех сторон замкнут на суше; какая это далекая мечта – она есть, но невидима в глубочайших пластах подсознательного; а когда люди сухопутья приезжают к океану и образы сознания накладываются на подсознательную мечту – вот тут-то и облом: приехали в такую даль и вдруг замерли перед тайной, которой никогда не постичь. Перед источником всего.
Гораздо позже въезжаем в город, где сияющая дымка – над океаном она казалась такой естественной – висит на улицах, окутывая их некой аурой, туманным солнечным свечением, и оно пропитывает все ностальгией, словно вспоминаешь давно прошедшее.
Останавливаемся у переполненного ресторана, находим последний свободный столик у окна, а за окном сияет улица. Крис не поднимает глаз и не разговаривает. Может, чувствует, что ехать нам недолго.
– Я не хочу есть, – говорит он.
– Не возражаешь тогда, если я поем?
– Поехали дальше. Я не голодный.
– Зато я голодный.
– А я нет. У меня живот болит. – Старый симптом.
Я обедаю – среди разговоров, звяканья тарелок и ложек с других столов, – а в окно вижу, как проезжает велосипедист. Будто к концу света прибыли.
Поворачиваюсь – Крис плачет.
– Что теперь? – спрашиваю я.
– Живот. Больно.
– И все?
– Нет. Я