Мысли Катона метались, не находя ответа на вопрос: что могло столь неожиданно и резко изменить умонастроение Каратака? Куда его везут и что случилось с остальными пленниками? Непонимание порождало усиливающийся с каждым мгновением страх перед тем, что его везут на смерть, а скоро такая же участь постигнет и остальных пленных римлян. От скакавших рядом варваров буквально веяло холодной злобой, заставляя Катона думать: смерть, когда она придет, станет желанным избавлением от тех страшных мук, которые бритты уготовили для своих пленников.

После нескольких часов тряской скачки сквозь душную болотную сырость они прибыли к маленькой усадьбе. Подняв голову, Катон увидел кучку круглых хижин, окруженных полями. Там прибывших поджидали воины, почтительно поднявшиеся на ноги по приближении своего вождя. Каратак остановил кавалькаду и приказал всадникам спешиться, после чего исчез в одной из хижин. Некоторое время все было тихо, но Катон ощущал в воздухе гнетущее напряжение, с которым воины ожидали возвращения Каратака, и не шевелился, опасаясь привлечь к себе внимание. Просто лежал поперек седла лицом вниз и ждал.

Как долго это продолжалось, сказать было трудно, но вдруг Каратак оказался стоящим рядом с ним с ножом в руке. Воины застыли в ожидании, Катон изогнул шею под немыслимым углом, пытаясь углядеть выражение лица вождя и гадая, не последнее ли это, что он вообще видит в своей жизни.

Каратак, прищурившись, смотрел на него со злобой и отвращением. Он поднял нож, и Катон, вздрогнув, крепко закрыл глаза.

Но удара не последовало: лезвие разрезало пропущенную под конским брюхом веревку, соединявшую узы на лодыжках со связанными руками. Катон начал сползать с седла и едва успел пригнуть голову между руками, прежде чем тяжело грохнулся на землю.

– Вставай! – прорычал Каратак.

Это было непросто, но Катону все же удалось, перекатившись на бок, привстать на колени, а потом неловко подняться на ноги. В тот же миг Каратак схватил его за руку и потащил к хижине, в которую ранее заходил сам. Уши центуриона наполнило жужжание насекомых, в ноздри ударил отвратительный трупный запах. Мощный толчок – и Катон, пролетев сквозь узкий дверной проем в темное помещение, упал, приземлившись на что-то холодное, мягкое и податливое. Глаза его быстро приспособились к сумраку, и, подняв голову, он понял, что упал лицом на голый женский живот, так что о его щеку терлись волосы лобка.

– Проклятье! – вскрикнул он, отпрянув от тела.

Рядом лежала кучка острых кремней, и Катон, запнувшись, упал прямо на них, успев выставить перед собой руки и больно ободрав ладони. Один из этих камней с острыми гранями он крепко зажал в пальцах. В хижине были и другие тела, тоже обнаженные, распростертые в лужах свернувшейся крови.