– Просто великолепная – настоящий дворец в глубине сада с аллеями; повсюду фонтаны; в тени деревьев белеют статуи; все холмы вокруг покрыты виноградом. Холм, на котором стоит дворец, так высок, что с него видны Неаполь и Везувий вдалеке, а внизу играет темно-фиолетовыми волнами море, усеянное бесчисленными парусами. Совсем неподалеку от меня поместье цезаря, но в Риме говорят, что вилла старого Аррия куда изысканнее.

– А как там жизнь – спокойная?

– Как нельзя более спокойная и тихая что в летний день, что в лунную ночь, если только не нагрянут гости. Теперь, когда прежний ее владелец покинул этот мир и на ней поселился я, ничто не нарушает тишины и спокойствия этого места – разве что шепот рабов, или пение счастливых птиц, или тихий плеск фонтанов. На ней все неизменно, только старые цветы поникают и вянут, а новые расцветают и благоухают; да еще солнечные лучи порой уступают место легкой тени от проплывающего облака. Но жизнь там, Есфирь, была слишком тихой для меня. Мне не давала покоя мысль, что я, который должен был так много сделать, погряз в безделье, дал связать себя шелковыми цепями и скоро – достаточно скоро – так и умру, ничего не сделав.

Она отвела взгляд.

– Но почему ты спросила об этом? – произнес он.

– Видишь ли, хозяин…

– Нет-нет, Есфирь, не надо так. Зови меня другом, если хочешь – братом; но я не твой хозяин и никогда им не буду. Зови меня своим братом.

Ему не дано было заметить радостную улыбку девушки, ее порозовевших щек и заблестевших глаз.

– Я не могу понять, – сказала она, – почему ты предпочитаешь ту жизнь, которую сейчас ведешь, жизни… жизни…

– … Полной жестокости, а может быть, и крови, – закончил он за нее.

– Да, – кивнула она головой, – не могу понять, как ты можешь предпочесть такую жизнь той жизни, которой бы мог жить на своей прекрасной вилле.

Есфирь, ты ошибаешься. Это отнюдь не предпочтение. Увы! Рим вовсе не так уж великолепен. Я иду на это по необходимости. Остаться здесь – значит умереть; но если я возвращусь в Рим, конец будет таким же: от чаши с ядом, ножа наемного убийцы или по приговору судьи, вынесенному на основании лжесвидетельства. Богатство Мессалы и прокуратора Грата добыто грабежом состояния моего отца; и для них необходимо сохранить то, что они когда-то заполучили. Решить дело миром для нас невозможно, потому что мы разных вероисповеданий. А потом… потом… Ах, Есфирь, если бы даже я мог купить их, я бы не стал этого делать. Я не верю, что для меня возможен мир с ними; нет, он невозможен даже в дремотной тени и сладком воздухе моей старой виллы – и не важно, кто разделит ее со мной, чтобы помочь мне нести бремя этих дней. Да и покой невозможен для меня, пока мои родные пребывают в неизвестности, потому что я обязан сделать все возможное, чтобы найти их. Но если я найду их изнемогающими в страданиях, разве не должен виновник этого понести достойное наказание? А если их уже нет в живых, разве могут убийцы ускользнуть от моей мести? О, я не могу дремать и грезить! Даже самая святая любовь не сможет заставить меня отказаться от этих планов.