Светлый фон

– Остановитесь, ребята! – воскликнул он. – Сюда направляется центурион со стражей. У них мечи и щиты, мы не сможем тягаться с ними. Мы сделали свое дело; отходим назад к воротам и прорываемся наружу, пока есть возможность.

Они повиновались ему, хотя и медленно, потому что на пути к воротам им приходилось перешагивать через тела соплеменников: некоторые корчились в стонах, другие молили о помощи, но большинство лежали как мертвые. Однако среди поверженных были не только евреи, и это служило хоть небольшим, но утешением.

Центурион, поняв, что этих ребят ему не догнать, крикнул что-то им вслед. Бен-Гур, замыкавший отход, презрительно рассмеялся и ответил тому на его родном языке:

– Если мы еврейские собаки, то вы римские шакалы. Дожидайся нас здесь, мы скоро вернемся.

За воротами оказалось такое множество собравшегося народа, какого Бен-Гуру не приходилось видеть даже в цирке Антиохии. Плоские крыши домов, улицы, склоны холма были покрыты плотной массой причитающих и молящихся людей. Воздух полнили крики и проклятия.

Наружная стража беспрепятственно выпустила группу Бен-Гура за ворота. Но как только они сделали несколько шагов от ворот, в них показался центурион, командовавший стражей у портика, и крикнул Бен-Гуру:

– Эй ты, нахал! Ты римлянин или еврей?

Бен-Гур ответил:

– Я сын Иудеи и родился в этом городе. Что тебе от меня надо?

– Остановись и сразись со мной.

– Один на один?

– Как пожелаешь.

Бен-Гур презрительно рассмеялся.

– О храбрый римлянин! Ты воистину достойный сын своего Юпитера! У меня же нет оружия.

– Можешь воспользоваться моим, – ответил центурион. – А я позаимствую у солдат.

И он кивнул головой на цепь стражников.

Слышавшие этот разговор окружающие потеряли дар речи; потом понемногу пришли в себя и стали передавать суть разговора другим, тем, которые не слышали его. Бен-Гур быстро соображал: после его победы над римлянином в цирке на виду всей Антиохии он уже стал знаменитостью; если же ему сейчас удастся победить еще одного римлянина на глазах половины Иерусалима, слава, которую он стяжает, может быть весьма полезна делу грядущего Царя. Он не колебался ни мгновения. Твердым шагом приблизившись к центуриону, он сказал:

– Я согласен. Одолжи мне свой меч и щит.

– А шлем и нагрудник? – спросил римлянин.

– Оставь их себе. Они мне не подойдут.