– Завтра мы все узнаем. Мир вам всем.

Сказав это, Бен-Гур попрощался с присутствующими и вышел, намереваясь вернуться в Вифинию.

Глава 3 Прокаженные выходят из своей гробницы

Глава 3

Прокаженные выходят из своей гробницы

Первым человеком, вышедшим на следующее утро из города, как только открылись Овечьи ворота, была Амра с корзинкой в руке. Никто из стражей у ворот не спросил ее ни о чем, так как они привыкли к ее раннему появлению у ворот каждый день. Они знали только, что она чья-то преданная служанка, и этого им было вполне достаточно.

Выйдя из города, она свернула в долину, уходившую на восток. Среди темной зелени, покрывавшей склон Масличной горы, светлыми пятнами выделялись палатки, недавно раскинутые людьми, пришедшими на праздник. Час был ранний, и большинство пришлых еще спали; но, даже если это было бы и не так, то никто бы не помешал ей идти своим путем. Амра миновала Гефсиманию; оставила потом у себя за спиной гробницы у начала дороги на Вифинию; поспешила побыстрее пройти мимо кладбища у Силоамского пруда. Старческое тело несколько раз изменяло ей, наконец она остановилась и присела, чтобы перевести дыхание. Отдохнув несколько минут, она встала и с новыми силами поспешила дальше. Если бы скалы, между которыми шел ее путь, имели бы уши, то услышали бы, как она постоянно что-то бормотала себе под нос. Если бы они обладали способностью видеть, то обязательно обратили бы внимание на то, как часто она бросает взгляд на вершину горы, оценивая оставшееся до нее расстояние. Если бы они были наделены даром слова, то, вполне возможно, перебросились бы следующими словами: «Наша знакомая сегодня что-то спешит; должно быть, ее подопечные очень проголодались».

Добравшись, наконец, до Царских садов, она замедлила шаг – мрачный город прокаженных был уже виден, раскинувшийся по изрытому землянками южному склону горы Соблазна.

Как уже понял наш читатель, старая служанка спешила к своей хозяйке. Хотя было еще рано, несчастная женщина уже проснулась и сидела у входа, поджидая, когда проснется Тирца. За прошедшие три года болезнь изрядно прогрессировала. Сознающая свою непривлекательность женщина, согласно обычаю, постоянно куталась в накидку, скрывая от всех и даже от Тирцы разрушительные последствия болезни.

Этим утром она вышла подышать свежим воздухом с непокрытой головой, зная, что так рано ее никто не увидит и не испугается ее вида. Полностью еще не рассвело, но света было вполне достаточно, чтобы видеть, как далеко зашла ее болезнь. Седые непричесанные волосы спускались на плечи и спину серебряной волной. Веки, губы, ноздри, плоть щек почти исчезли либо превратились в гниющую массу. Шеи не было видно под слоями чешуек землистого цвета. Поверх складок одежды лежала одна рука, исхудавшая так, что сквозь кожу были видны все кости; ногтей на ее пальцах не было; суставы пальцев распухли и сочились красноватой сукровицей. Голова, лицо, шея и рука вполне ясно говорили о состоянии всего ее тела. Увидев ее в таком виде, можно было легко понять, как некогда красивой вдове одного из правителей города удавалось так долго оставаться не узнанной никем.