Но появление нового человека прервало его речь; Бен-Гур повернулся и, протянув руки вперед, бросился к этому вошедшему в залу.

– Амра! Добрая старая Амра! – воскликнул он.

Старуха поспешила ему навстречу; и все присутствующие, увидев неописуемую радость на ее лице, даже не обратили внимания на то, сколь морщиниста и темна ее кожа. Амра упала перед юношей на колени, обхватила руками его ноги и покрыла поцелуями его руки. Он же, отведя с ее лица прядь седых волос, целовал ее морщинистые щеки, не уставая повторять:

– Амра, добрая Амра, неужели ты ничего, совсем ничего не слышала про них – ни единого словечка?

От этого вопроса старуха разразилась рыданиями, которые сказали ему все яснее всяких слов.

– Господь свершил свою волю, – произнес он таким тоном, что всем присутствующим стало ясно, что у него нет больше никакой надежды найти или узнать что-то про своих родных.

Глаза Бен-Гура были полны слез, которые он не хотел демонстрировать присутствующим, поскольку был мужчиной.

Справившись с собой, он снова опустился на стул и сказал:

– Подойди сюда, Амра, и сядь рядом со мной – вот сюда. Нет? Тогда сядь у моих ног, потому что мне надо много рассказать моим друзьям про того удивительного человека, который явился в наш мир.

Но она подошла к стене и, опершись на нее спиной, села прямо на пол и обхватила руками колени. Тогда Бен-Гур, поклонившись старикам, начал свой рассказ:

– Я не хотел бы отвечать на ваши вопросы о Назаретянине, не рассказав вам сначала о том, что Он делал и чему я был свидетелем. Я тем более намерен сделать это, друзья мои, поскольку завтра Он должен прийти в город и собирается отправиться в Храм, который называет домом своего Отца и где предполагает открыться народу. Таким образом, завтра мы и весь Израиль узнаем, прав ли ты, о Балтазар, или ты, о Симонидис.

Балтазар нервно потер руки и спросил:

– Куда мы пойдем, чтобы узреть Его?

– В толпе будет опасно – слишком много народа хочет увидеть Его, возможна давка. Лучше, мне кажется, занять место где-нибудь на крыше галереи – скажем, портика Соломона.

– Ты сможешь быть с нами?

– Нет, – ответил Бен-Гур. – Скорее всего я буду нужен моим друзьям во время шествия.

– Шествия! – воскликнул Симонидис. – Так Он приходит с целой свитой?

Бен-Гур понял, что он должен ответить старику.

– С ним вместе двенадцать человек – рыбаки, земледельцы, один сборщик налогов; народ все небогатый и без претензий; они идут пешком, не обращая внимания на ветер, холод, дождь или солнце. Мне приходилось видеть, как они устраиваются на обочине дороги, чтобы перекусить или переночевать; и они напоминали мне больше группу пастухов, гонящих стадо с рынка, а не царей и не аристократов. И только когда Он поднимал края своего наголовного покрывала, чтобы взглянуть на кого-нибудь или отряхнуть дорожную пыль, мне становилось понятно, что Он их учитель и в то же время их единомышленник – их предводитель не в меньшей степени, чем их друг.