— Ну вот мы снова вместе, друзья мои, — с озорной веселостью сказал он. — На этот раз все наоборот, и теперь в бегах уже мой брат. Ха! Сейчас вот молю Бела, чтобы, когда мы его нагоним, жизнь ему оборвала именно моя стрела или клинок.

— Да, — покачал головой Макрон. — Расти в вашем семействе было, наверное, сплошное веселье.

— Семействе? — Балт на секунду призадумался. — Жизнь в царском дворце совсем не то, что жизнь в доме, центурион. Там ты с детства знаешь, что твои братья — будущие соперники. До конца дней. И не на жизнь, а на смерть. И когда правитель объявляет себе преемника, братья для тебя становятся в лучшем случае никчемной обузой, а в худшем — безжалостными противниками. Так было всегда. Тебе известно, что у моего отца было пять братьев, из которых он был самым старшим? Как ты думаешь, сколькие из них живы по сей день? А?

— Да откуда мне знать, — пожал плечами Макрон. — Считал я их, что ли?

— Один.

— Один? — подал голос идущий рядом Катон. — И где он нынче?

— А ты не понял? — Балт отчего-то развеселился. — Это же Термон. Самый младший брат моего отца. И жив он единственно потому, что его по приказу отца оскопили, чтобы у меня и моих братьев не было в родословной никаких соперников.

— Клянусь богами, — хмуро бросил Макрон, — вот уж воистину царство у вас хоть мелкое, да едкое.

— В самом деле? — иронично поднял брови Балт. — Можно подумать, у вас в Риме порядки сколько-нибудь иные. А ну-ка, скажи мне, что сталось с вашим прежним императором, Гаем Калигулой? Его что, не забили собственные телохранители? Я не какой-нибудь невежа из провинции, центурион. Читаю и читывал многое. Всякие истории — в основном, кстати, ваши. Вот уж у кого прошлое было действительно буйным.

— Что ты имеешь в виду?

— До Цезаря Августа сколькие в ваших верхах погибли в междоусобных распрях? Ваши военачальники, консулы, вельможи грызлись друг с другом, как волки в яме. Поднимали на своих соперников огромные армии. Удивительно, что у вас еще хватает сановников, чтобы управлять империей.

Макрон резко остановился и повернулся к князю.

— Ты сюда прискакал с тем лишь, чтобы полоскать мне уши россказнями обо мне и моей империи?

— Да что ты, вовсе нет, — примирительно улыбнулся Балт. — Я не хотел никого задеть. Просто подумалось: хорошо все же, что нам снова выпало драться на одной стороне. После той дурной атмосферы в цитадели.

— На то была причина. Не люблю, когда меня обвиняют в убийстве.

— И я тоже.

— Да, но кому выгодна смерть Амета? Вот в чем вопрос.

Катон мельком глянул на друга:

— Уж не Цицерона ли ты читал?[26]