Сорвав ключ с шеи стража, Аттикус вставил его в замочную скважину, пока мятежники бежали к ним. Едва щелкнул замок, Макрон распахнул настежь дверь клетки и схватил копье стража. Пригнувшись, он выставил его в сторону набегавших врагов, а Аттикус и Катон обнажили мечи. Издав полный звериной ярости вопль, Макрон рванулся вперед.

— Великий Тартар, он такой же, как был, — негромко ругнулся Катон, торопясь за своим другом по правую руку от него, в то время как Аттикус перешел налево.

Ярость на лице Макрона, наверное, была очевидна даже в слабом свете костерка, мерцавшего перед шатром Аякса, ибо мятежники явно дрогнули и, со страхом озираясь вокруг, выставили вперед оружие. Их было семеро, точнее восьмеро, если добавить старуху, схватившую топор и в исступлении поспешившую за остальными.

Посмотрев вперед, Катон заметил, что враги опустили копья. Разрыв между двумя группами все сокращался. Мятежники пригнулись, расставив ноги и приготовившись к обороне, выставили копья. Макрон и два его спутника бежали вперед, Муса и Вульсо старались догнать их.

— Пятеро против семи копий и безумной старухи с топором, — хохотнул Аттикус. — Никаких шансов!

С резким стуком Макрон отбил удар первого врага. Не останавливаясь, он ударил плечом, сбив с ног своего противника. Продолжая бег, проткнул следующего раба, остановился, вырвал копье и выставил его наконечник вперед, грозя троим стражникам сразу.

— Ну! — рявкнул он. — Кто следующий?

Катон не отводил глаз от раба, выбравшего его в качестве противника и теперь приближавшегося, опустив копье. Он сделал выпад в лицо Катона, но тот без труда отбил наконечник, звякнув металлом о металл. Трибун шагнул вперед, заставив противника отступить, нанося сильные удары по древку копья, зная, что от этого пальцы мятежника онемеют. Еще один удар, и враг выронил копье, быстро развернулся и бросился наутек. Катон не стал его преследовать; повернувшись, он увидел, что Аттикус занят поединком с врагом, более искусно владевшим копьем, чем противник Катона. Муса лежал на земле, из пробитой копьем ноги хлестала кровь, он отчаянно отражал удары. Вульсо, схлестнувшись со своим противником, отбил в сторону копье, а затем, ударив кулаком левой руки в лицо врагу, движением правой загнал ему меч в живот и далее в грудь. Колени мятежника подогнулись, он рухнул на землю, в огромной ране влажно блеснули внутренности.

— Муса! — крикнул легионер, поворачиваясь на помощь своему товарищу.

Но было уже поздно: подобравшаяся сзади к поверженному солдату старуха обрушила свой топор на его макушку. Голова Мусы дернулась вперед, глаза моргнули. Тело задергалось и перевернулось. С победным воплем вырвав топор, кинув последний взгляд на распростертое у клетки тело сына, старуха, скалясь, повернулась к Макрону. Катон устремился было вперед, однако дорогу ему преградил раб, ранивший Мусу. Макрону грозила опасность, поэтому на поединок в фехтовании времени не оставалось. Наполнив легкие воздухом, трибун с бычьим ревом рванулся вперед. Наконечник копья качнулся вверх, враг принял более надежную стойку. Но в самый последний момент Катон нырнул вниз, кувырнулся и, вставая, рубанул по выставленной вперед ноге мятежника. Клинок разбил кость, враг, падая, взвыл от боли. Добивать его времени не было, и Катон обежал клетку, чтобы поравняться со старухой. Однако она далеко опередила его и, занеся топор над головой, кинулась на Макрона.