Заряжающееся с казенной части громадное орудие образца 1870 года стреляло приблизительно на десять тысяч метров. Его огромный снаряд в двести шестнадцать килограммов, выбрасываемый посредством сорока одного килограмма пороха, вторично описал параболу. Теперь цель была ясно видна. Это было большое черное трехмачтовое судно, шедшее на всех парусах, держа курс прямо на французский крейсер «Молния».

Пьер снова открыл огонь — грянул выстрел. По точному расчету снаряд должен был долететь до цели менее чем за сорок секунд. Вдруг неприятель неожиданно ушел в сторону. Можно было подумать, что из простой и глупой хвастливости он хотел посмеяться над военным кораблем, который, отягощенный своей броней, не мог маневрировать с такой же легкостью и проворством, как это судно.

Смелость этого небронированного парусника, казалось, граничила с безумием: он все время не только отвечал на выстрелы с броненосного крейсера, но еще и шел прямо на него, как бы намереваясь подойти с носа.

— Негодяй! — воскликнул Пьер. — Погоди, уж я подстрелю тебе крыло! Вот я сейчас сыграю в кегли с твоими мачтами!..

— А все-таки лихое судно, что ни говори! — бормотали между собой матросы.

Действительно, это было легко управляемое судно; оно было послушно, как превосходно выдрессированный конь в руках лучшего ездока.

Едва только дымок выстрела из башенного орудия показался на крейсере, как это шустрое трехмачтовое судно, шедшее под ветром, с бакборта, в мгновение ока повернулось и, сильно накренясь на штирборт, стало уходить раньше, чем снаряд успел долететь до него.

Этот маневр был положительно фееричен. Снаряд с «Молнии» шлепнулся в море как раз на том месте, где оно находилось всего за несколько секунд, к сожалению, у него за кормой.

Французские матросы не могли удержаться: крик бешенства и досады невольно вырвался у всех.

— Терпение, ребята! — проговорил командир. — Придет и наша очередь!

— Ну что же! — воскликнул наш приятель Фрике. — Неужели он опять уйдет от нас?!

— Нет, сынок! — возразил за его спиной голос, по которому по несомненному марсельскому акценту сразу можно было признать доктора Ламперрьера. — Будь уверен, что этого не случится! И доказательством может служить то, что это разбойничье судно впервые после долгого времени наконец-то проявило свое настоящее лицо — подняло свой черный флаг!

— Не сомневайтесь, милый Фрике, — подхватил другой, красивый, звучный голос Андре, стоявшего рядом с доктором. — Ведь вам известна его манера, не правда ли? То, что пираты подняли черный флаг, да и сами ответные выстрелы доказывают, что он принимает вызов!