— Кровавый Череп такой же вождь, как и мы. Почему он не садится рядом с нами?

— Его место не рядом с великими вождями Запада. Он перед ними стоит, как проситель.

— О чем же просит мой сын, вождь огаллалов?

— Отец, твои глаза слепы, они не могут меня видеть, но твои уши могут слышать голос несчастного. Отец, я умоляю о правосудии.

— Мой сын, мои уши открыты твоему голосу. Правосудие будет тебе оказано.

— Братья!.. Я умоляю о правосудии!

— Правосудие тебе будет оказано, брат мой! — проговорили поочередно вожди.

Слепой Бобр продолжал:

— Говори безбоязненно, сын мой. Вожди дали тебе слово.

Кровавый Череп на минуту задумался, потом вдруг выпрямился, дрожа от злобы, сорвал с себя меховую шапку и швырнул наземь. Перед судьями обнажился его изуродованный череп, покрытый блестящей розовой кожей.

Вожди не могли удержаться, чтобы не вскрикнуть от гнева и ужаса. До сих пор сиу никому не показывал своего увечья, в первый раз открыл его полковнику, теперь — вождям.

— Отец, — произнес он задыхающимся голосом, становясь на колени перед Слепым Бобром, — твои глаза не могут видеть того места, где у меня вились раньше длинные пряди черных волос, краса и гордость воина. Положи твою руку на мою голову, голую, как горб ободранного бизона.

Старик тихо, без малейшего волнения, провел рукой по голому черепу и проговорил мрачным, глухим, замогильным голосом:

— Мои руки осязают. Моя мысль видит. Мой сын лишился скальпа. Мой сын очень несчастлив, но о бесчестии для такого знаменитого воина не может быть и речи.

Старик провел рукой по голому черепу.

Старик провел рукой по голому черепу.

— Ату! Отец сказал хорошо! — подтвердили вожди.

— Спасибо, братья. Вы не отвергаете Кровавого Черепа. Но что скажут наши предки, когда мое тело останется здесь, а дух полетит в вечнозеленую прерию, где люди нашей расы скачут на быстрых, как ветер, мустангах и охотятся на бизонов? Они не примут воина, у которого голова похожа на панцирь черепахи…

— Ату! — печально согласились вожди, не находя возражений.