Грациэлла налила, пододвинула к нему и монетки:

— Ладно, дед, забирай свои финансы — я тебя угощаю. Может, и поесть хочешь? Вот сандвичи. Тоже бесплатно.

Крестьянин сгреб деньги, упрятал в карман:

— Вот это уважила! — С недоброжелательством покосился на телефон: — Ишь, стервецы, напридумывали! А какой толк?.. Только дуреют все.

— Для удобства, дед, — объяснила она. — Комфорт. Цивилизация.

— Во-во, цивилизация! Стараешься, аж взопреешь, а потом тебе же и огорчения... — Он отхлебнул кофе, пошевелил губами, оценивая на вкус. Расположился к девушке, начал рассказывать: — Приехали ко мне эти, с машинкой. Мотала она, мотала, аж язык на плечо высунул. А эта рыжая: «Не обращайте внимания, дедушка!» Укатила, а нынче в овраге пария нашли — нож в животе торчит. А какой парень был!

Грациэлла насторожилась:

— Ты о чем это, дед?

Он почмокал губами:

— Об этой самой, о цивилизации... — Глотнул кофе. — Жалко парня, мочи нет... Такой он был, как мой старший, Хуан, которого Батиста убил... А теперь спекся, почернел... Крикнул я соседей. Вытащили мы его, бумаги нашли...

— Ну?

— Вот тебе и ну... Там и похоронили, на склоне. Там еще две могилки есть, таких же солдат. С войны остались...

Девушка придвинулась к старику, притиснулась к стойке так, что сдавило дыхание.

— А кто... — с трудом начала она, и голос ее дрожал, а во взгляде были и страх, и надежда. — Кто был этот парень, дед?

— Шофер. Имя его в тех бумагах. Звали: Мануэль Родригес...

— А-а-а-а! — Она упала головой на стойку, захлебнулась в крике.

Старик склонился над ней:

— Ты чего, внучка, что с тобой?

Девушка вскинула голову, забарабанила кулаками по доске:

— Ты врешь! Врешь! Врешь! — Чашки слетели на тротуар, разбились. — Мама, мама моя! Что же это такое!.. — Она снова с криком упала на стойку.