— Твоя зачем смотли?

— Просто так, — проворчал Лю, и его ладони от волнения покрылись потом. — Вставай, старик. Надо поговорить.

Когда Дин поднялся, Лю ткнул его ножом в живот и, схватив за ворот, стал колоть в грудь, в руки, в лицо.

Старик почему-то не падал. Он кинул уцелевшую от порезов руку за пояс, где у него висел нож, но Лю, перехватив это движение, ударил его в кисть, потом в горло.

Дин медленно осел на землю, молча, снизу вверх поглядел на плывущее перед ним лицо и, закрыв глаза, опрокинулся на спину.

Лю несколько секунд стоял возле тела. Убедившись, что старик мертв, вытащил из его скрюченной ладони самородки, поднял мешочек с золотом и отнес в шалаш.

Затем вернулся к телу и, затащив его себе на спину, поспешил к болоту. У кромки трясины положил ношу на землю, разделся и, снова подняв труп, полез в глубину.

Когда совершенно измотанный и перепачканный грязью он вышел к одежде, рядом с ней, за деревом, стоял Артемий.

Лю молча отмылся в ручье, и они, не говоря друг другу ни слова, направились к шалашу. Нырнув в него, Лю тотчас вернулся к торговцу.

— Вот, — прохрипел он, протягивая золото. — Это — все. Больше я ничего не должен, Артемий. Едем?

— Да. Ты — порядочный парень, Лю. Однако — о деле. Лучше ехать ночами. Я не настаиваю, но думай сам.

Китаец поиграл желваками скул, взглянул на Грязнова исподлобья.

— Не могу торчать тут. Дин рядом.

— Да. Понимаю. День ты проведешь в распадке, вместе с лошадьми. Как только стемнеет — приду. Там, в ущелье, роща, тебя никто не увидит.

— Хорошо. Пошли в распадок.

Зашвырнув вещи убитого далеко в кусты и надев понягу, Лю присоединился к Грязнову.

В густой роще, неподалеку от ключа, паслись оседланные лошади.

Распутав ноги одной из них, Артемий сказал:

— Оставлю тебе двух коней. Второй пойдет в запасе. Вернусь на закате солнца.

Как только вдали растаял звук копыт, Лю подошел к источнику, тщательно отмыл оставшиеся на руках и одежде пятна грязи, сел подле коней и задумался.