Стеллан подошел ближе и, немного помявшись, перевернул Квертуса на спину и ухватился за рукоять. Упершись сапогом Квертусу в пах, Стеллан извлек меч. Из страшной раны с хлюпаньем хлынула темная, почти черная кровь. Тело фракийца напряглось, из горла вырвался последний хрип, а потом оно медленно обмякло, и глаза остекленели. Стеллан вытер с клинка кровь и, вложив меч в ножны, вытянулся перед Катоном по стойке смирно.

– К вашим услугам, господин префект.

– Скажи, почему?

– Не понял?

– Почему ты бросил мне меч?

Стеллан нахмурился.

– Квертус обозвал вас трусливым римлянином, а это неправда. Римские офицеры – не трусы. Как бы там ни было, вы имеете право умереть с мечом в руках.

– Спасибо.

Стеллан встретился взглядом с префектом и, чуть помедлив, признался:

– Для Квертуса я бы сделал то же самое.

– Для этого мерзавца? – не выдержал Макрон. – Этого ублюдка?

– Думайте о нем, что хотите, но у Квертуса было сердце воина, и он заслужил право умереть как воин.

В этот момент у передних ворот раздался звук рога, и все повернулись на сигнал тревоги, пронесшийся по крепости. Первым опомнился Катон.

– По местам! Все на стену!

– А с этими что делать? – Макрон указал на группу наемников, которые поддержали Квертуса. – Дезертиры проклятые!

– Разберемся с ними позже. А сейчас дорог каждый человек. Отправьте их по подразделениям.

– Что, и Децимуса?

Катон посмотрел на своего слугу. Под уничтожающим взглядом двух офицеров ветеран задрожал, и в душе Катона шевельнулась жалость к этому или любому другому человеку, который стал рабом своего страха. А к жалости добавилась доля сочувствия. Но страх быть разоблаченным оказался еще сильнее. Никто не должен знать, каких усилий ему стоило совершить поступки, которые с точки зрения Макрона, являются проявлением мужества.

– Отправь его ко мне на квартиру, – распорядился Катон, испытывая некоторое чувство вины.

* * *