Дочь хмыкнула, потом спустилась за мной к баррикаде. Мы спрыгнули на улицу и стали пробираться между кусками кладки и окровавленными телами.

– Этельстан!

– Господин?

– Тебе вроде как полагалось быть в церкви? – осведомился я. – Разве я разрешал тебе вставать в «стену щитов» Финана?

– Я вышел из церкви пописать, господин, и даже не думал присоединяться к людям Финана, – с честными глазами заявил парнишка. – Просто решил посмотреть на них с бревен и споткнулся.

– Споткнулся, значит?

Он яростно кивнул:

– Споткнулся, господин. И упал на мостовую.

Я заметил, что Кенгар, юнец, помилованный Этельстаном, и двое из ребят Финана держатся рядом с принцем.

– Ты не споткнулся, – возразил я, потом потрепал его за ухо, что, учитывая шлем, причинило больше боли мне, чем ему. – Ты идешь со мной. И ты тоже. – Последнее относилось к Стиорре.

Мы прошли под аркой, перебрались через трупы с головами, размозженными камнями, и обогнули лужицы дерьма. Строй Финана расступился, пропуская нас.

– Вы двое идете со мной, – велел я ирландцу и сыну. – Остальные ждут здесь.

Мы сделали тридцать или сорок шагов дальше по дороге. Я приложил ко рту ладони, сложенные воронкой, усиливая звук:

– Можешь взять с собой двоих!

Сигтригр захватил только одного – здоровенного детину с широченными плечами и густой черной бородой с вплетенными в нее собачьими и волчьими челюстями.

– Его зовут Сварт, – жизнерадостно сообщил Сигтригр. – Он ест саксов на завтрак. – Поверх отсутствующего глаза у юнца шла повязка из льняной ткани. Норманн коснулся ее. – Господин Утред, ты испортил всю мою красоту.

– Не обращайся ко мне, – велел я. – Я разговариваю только с мужчинами. Я захватил с собой женщину и ребенка, чтобы ты мог говорить с равными.

Сигтригр расхохотался. Похоже, его не задевали никакие оскорбления.

– Тогда буду говорить с равными, – согласился он и поклонился Стиорре. – Как тебя зовут, моя госпожа?

Дочь покосилась на меня, пытаясь понять, на самом ли деле я доверяю ей вести переговоры.