Воспользовавшись ступором соседки от раската грома, Катя расправила красный зонтик и быстрыми шагами направилась на парковку. Осенние листья уже облюбовали ее “аудюху” со всех сторон. А те что не смогли противостоять ударам капель дождя растелились осенним ковром на асфальте.

****

– Я уже тут. Заканчивай быстрее и выходи на парковку. Эрик, послушай, если бы это не было так важно, я бы не отрывала тебя от работы. Завтра придешь и все доделаешь. Завтра вместе заедем в ресторан и заберем фотографии – Катя нервно отбросила телефон на сидение пассажира, что тот даже отскочил и завалился между дверью и сидением. Дворники на лобовом стекле уже долгое время перекидывали между собой желтый кленовый листок, который со всем упорством хотел остаться на лобовом стекле и наблюдать как сторонний зритель.

– Вам нужен Владимир Михайлович, он настоятель нашей церкви. Ой, извините, батюшка Кирилл. К нему только так нужно обращаться – ответила женщина в лавке с книгами.

Возле прилавка стоял высокий мужчина с седой бородой, одетый в черную рясу. На груди поверх рясы свисал большой золотой креста. Он показывал сгорбленной старушке иконы, которые были выставлены плотными рядами на прилавке. Старушка дрожащей рукой показывала на иконы, еле шевеля губами которых едва было заметно за глубокими, старческими морщинами, которые полностью закрывали собой ее нос и глаза. Ее голоса было совсем не разобрать, больше было похоже на набор шипящих звуков. Но как только ее рука останавливалась на какой-то иконе, по помещению незамедлительно пролетали четкие, заученные фразы “восемь тысяч”, “пятнадцать тысяч”.

Завидев Эрика и Катю, он указательным пальцем дал им понять, чтобы они не приближались, а подождали его у входа. Мужчина в рясе, словно менеджер в магазине картин перед старушкой с легкостью жонглировал иконами, то приближал, то отдалял их от ее закрытых морщинами слепых глаз. У стоявших вдалеке Эрика с Кати от скорости смены икон в глазах зарябило. Все это время они заворожено наблюдали за руками мужчины в рясе, словно это были руки фокусника, а они будто присутствуют на цирковом представлении.

Мелькание картины закончилось. В руках мужчина в рясе держал большую икону, которая вобрала в себя все краски предыдущих картин. Руки старушки перестали дрожать. Она словно завороженная погрузилась в нее целиком, летая среди гирлянд цветков вокруг прекрасной Божьей матери, держащей в руках младенца. Голова прихожанки задвигалась только тогда, когда мужчина в рясе перенес икону с правой руки в левую. Спустившись в реальность, дрожь к рукам вернулась с еще большей силой. Словно поднимая большой груз, она направила свою костлявую руку на икону. Не заставили себя ждать поочередно произнесенные фразы, которые эхом пронеслись по комнате: “шестьдесят”, “пять”, “тысяч”.