— Вы изволили что-то сказать? — послышался глухой голос старика. — Может быть, я мешаю вам? Ради одного вашего развлечения я навещаю вас, но ежели вам сие досаждает, тогда извольте, мы уйдем.

Старик беспокойно пошевелился.

— Нет, — вскрикнул Лугин. — Нет, прошу вас, играйте.

И он подвинул червонцы, потемневшие от его рук.

— Извольте, — согласился старик, сдавая карты.

Тогда Лугин понял, что ни одной карты не будет ему дано, что он проиграет, старик все равно уведет от него сияющее видение, и погаснет все навсегда. Может быть, ночь, или две ночи, он будет еще ждать ее, а потом убьет себя от невыносимых страданий разлуки.

— Бита, — вежливо сказал старик. Лугин проигрывал свою жизнь.

— Талию!

Лугин придвинул последнюю ставку. Червонец покатился, упал на паркет с вонзающимся звоном.

За что он взялся, что он может сделать, бедный сумасшедший? Слезы выступили из-под припухших век Лугина. Его спутанные влажные волосы, его изможденное желтое лицо было освещено свечами. Он почувствовал дуновение на своем виске обернулся.

Точно с каждым его проигрышем, с каждым поражением она воплощалась сильнее. Ее немые уста умоляли. На ресницах сияла слеза.

Отдать за нее жизнь, — чего легче, — но если бы перевернуть все, не проиграть, а выиграть ее, победить.

Победить, пусть старик сама мировая тьма, — смерть, — победить и смерть, ради нее.

Седая голова старика, стриженная ежом, отблескивала железными, синими огнями. «Господи, как же мне победить его», — подумал Лугин и внезапно самые простые истории пришли ему на ум, рассказы о солдатах, игравших в карты с чертями.

Он представил себе того служивого, костлявого, с усищами, с недостающим передним зубом, бодро и смело игравшего в свои козыри с чертом. Лугину стало так весело, что он уже не страшился старика.

Он следил за рукой противника, кидающего карты. Оборотни, наваждения, силы тьмы властны над людьми, когда их страшатся. Победить свой страх, уже победа.

— Постойте, — сказал Лугин, кладя горячую руку на холодную руку старика. — Постойте, милостивый государь… А что, если я…

— Что вам угодно-с, — проворчал старик, силясь освободить руку.

— А что, если я вас… Вот я вас…

Лугин лукаво и счастливо рассмеялся: