– Приказывайте, моя королева, я готов повиноваться и прыгну, хотя бы мне грозило разбиться двадцать раз, пока я буду падать!

– Постойте, постойте! – сказала Маргарита. – Мне кажется, к этой нитке что-то прикреплено.

– Посмотрим, – ответил Ла Моль.

Ла Моль и Маргарита стали подтягивать привешенный предмет и, к несказанной радости, увидели конец лестницы, сплетенной из конского волоса и шелка.

– Теперь вы спасены! – воскликнула Маргарита.

– Это какое-то чудо!

– Нет, это доброе дело короля Наваррского.

– А если, наоборот, это ловушка? – спросил Ла Моль. – Если эта лестница должна порваться подо мной? А ведь вы сегодня сами признались в ваших теплых чувствах ко мне?

Маргарита, в душе которой сама радость стала источником страдания, побледнела как полотно.

– Вы правы, возможно, это так, – ответила она и кинулась к двери.

– Куда вы? Что вы хотите делать? – крикнул Ла Моль.

– Хочу убедиться лично – правда ли, что вас поджидают в коридоре.

– Ни в коем случае! Ни за что! Чтобы они выместили свою злобу на вас?!

– Что могут сделать наследнице французских королей и принцессе королевской крови? Я вдвойне неприкосновенна.

Маргарита произнесла эти слова с таким достоинством, с такой уверенностью, что Ла Моль сам поверил и в ее неприкосновенность, и в необходимость дать ей свободу действий.

Маргарита оставила Ла Моля под охраной Жийоны, предоставив самому решить – в зависимости от обстоятельств, – бежать ли или ждать ее прихода, и вышла в коридор. Коридор имел ответвление, которое вело к библиотеке, к нескольким гостиным, затем шло, параллельно коридору, к покоям короля и королевы-матери, а также к боковой лесенке, выходившей к покоям герцога Алансонского и короля Наваррского. Хотя пробило только девять часов, лампы были везде потушены, весь коридор оказался в полной темноте и лишь из ответвления коридора чуть брезжил какой-то свет. Маргарита не успела пройти еще и трети коридора, как услышала перешептывание нескольких людей, явно старавшихся приглушить свои голоса, что придавало их шепоту таинственный и жуткий характер. Но в ту же минуту точно по команде голоса затихли, даже чуть брезживший свет почти померк, и все погрузилось в непроглядный мрак.

Маргарита продолжала свой путь прямо туда, где ее могла ждать опасность. С виду Маргарита была спокойна, но судорожно сжатые руки говорили о сильном нервном напряжении. По мере того как она двигалась вперед, тишина становилась все более зловещей, и какая-то тень, похожая на тень руки, заслонила тусклый мерцающий источник света.

Когда она подошла к ответвлению коридора, вдруг чья-то мужская тень выступила на два шага вперед, открыла серебряный, вызолоченный фонарик, осветив себя, и крикнула: