– Немыслимо! – сказал Карл с визгливым смехом. – Жаль, что здесь нет Рене, а то бы он рассказал тебе целую историю.
– Рене?
– Да. Он рассказал бы, например, как одна женщина, которой он ни в чем не смеет отказать, попросила у него охотничью книгу из его библиотеки; как каждую страницу этой книги пропитала сильным ядом; как этот яд, предназначенный не знаю для кого, проник, игрою случая или божьим попущением, в другого, а не в того, кому предназначался… Но Рене здесь нет, а если хочешь взглянуть на эту книгу, то она там, в моей Оружейной; на ее страницах осталось столько яду, что хватит уморить еще двадцать человек, а надпись, сделанная рукою флорентийца, тебе скажет, что книга дана им лично соотечественнице.
– Тише, Шарль, тише! – сказала Маргарита.
– Теперь ты сама видишь, как важно, чтобы все думали, будто я умираю от колдовства.
– Но это же несправедливо, это ужасно! Пощадите! Пощадите! Вы же знаете, что он невинен!
– Да, знаю, но надо, чтобы он был виновен. Переживи смерть своего возлюбленного: это ничто в сравнении с честью французского королевского дома. Ведь я переживаю свой конец безмолвно, чтобы со мной умерла и тайна.
Маргарита поникла головой, поняв, что от короля нельзя ждать спасения Ла Моля, и вышла вся в слезах, не возлагая больше надежды ни на кого, кроме самой себя.
Как и предвидел Карл, Екатерина не потеряла ни минуты; она сейчас же написала главному королевскому прокурору Лягелю письмо, которое, сохранившись в летописях истории дословно, бросает кровавый свет на все это дело:
«Господин прокурор, сегодня вечером мне сказали, что Ла Моль совершил святотатство. В его городской квартире найдено много предосудительных бумаг и книг. Прошу вас вызвать председателя суда и как можно скорее приступить к следствию по делу о восковой фигурке, пронзенной в сердце, – деяние, направленное им против короля. Екатерина».