В противоположность унынию и тишине в городе в Лувре было шумно, весело и все освещено. Во дворце происходило большое празднество по распоряжению короля. Карл IX, назначив казнь на утро, одновременно назначил на вечер празднество.

Королева Наваррская еще накануне получила распоряжение быть на этом вечере; надеясь, что Ла Моль и Коконнас спасутся той же ночью, так как была уверена в успехе мер, принятых для их спасения, она просила передать брату, что исполнит его желание.

Но после сцены в часовне, когда исчезла всякая надежда; после того как, в порыве скорби о гибнущей любви, самой большой, самой глубокой в ее жизни, она присутствовала при казни, Маргарита дала себе слово, что ни просьбы, ни угрозы не заставят ее принять участие в веселом празднестве в тот самый день, когда ей пришлось видеть на Гревской площади такое удручающее зрелище.

В этот день Карл IX еще раз показал силу своей, быть может, беспримерной воли: в течение двух недель прикованный к кровати, слабый, умирающий, серо-бледный, как труп, он встал с постели в пять часов вечера и оделся в лучшую одежду. Правда, во время одевания он трижды падал в обморок.

В восемь часов вечера Карл осведомился о своей сестре, спрашивал, не видел ли кто-нибудь ее и не знают ли, что она делает. Никто не мог ему ответить, так как королева Наваррская вернулась к себе в одиннадцать часов утра и заперлась, воспретив пускать к ней посторонних.

Для Карла не существовало запертых дверей. Опираясь на руку де Нансе, он поплелся к покоям королевы Наваррской и неожиданно вошел в них потайным ходом.

Карл знал, что его ждет печальное зрелище, и подготовился к нему, но та плачевная картина, какую он увидел, превзошла его воображение. Маргарита, полумертвая, лежала на шезлонге, уткнувшись головой в подушки; она не плакала и не молилась, а лишь хрипела, как будто в агонии. В другом углу комнаты Анриетта Невэрская, эта бестрепетная женщина, лежала в обмороке прямо на ковре. Вернувшись с Гревской площади, она, так же как и Маргарита, лишилась сил, и бедная Жийона бегала от одной к другой, не решаясь сказать им слово утешения.

Во время нервного кризиса, после таких великих потрясений, люди ревниво относятся к своей душевной боли, как скупец к своим сокровищам, и полагают врагом всякого, кто попытается отнять у них ее малейшую частицу.

Карл IX, отворив дверь и оставив де Нансе в коридоре, бледный и дрожащий, вошел в комнату. Ни Маргарита, ни Анриетта не заметили его, только Жийона, возившаяся с Анриеттой, привстала на одно колено и в испуге смотрела на короля. Король подал ей знак рукой, она встала, сделала реверанс и вышла.