— Чтобы сообщить эту новость королю Франции.

— Вы были в Лувре?

— За четверть часа до вас.

— Ну, я не стану спрашивать, что вы видели после этого, — ведь с тех пор мы с вами не расставались.

— Напротив, спрашивайте, спрашивайте, ибо, честное слово, это самое любопытное.

— Говорите же, прошу вас.

— Еще стаканчик, чтобы язык развязался… Полнее… Отлично! Так вот, я видел, приятель, что, вынимая из кармана письмо его светлости герцога де Гиза, вы выронили другое письмо.

— Другое! — вскричал Борроме, вскакивая с места.

— Да, — сказал Шико. — И оно у тебя тут!

Пальцем, дрожащим от опьянения, он ткнул в кожаную куртку Борроме, как раз в то место, где находилось письмо.

Борроме вздрогнул, словно рука Шико была куском раскаленного железа.

— Ого, — сказал он, — недостает, чтобы вы знали, кому оно адресовано.

— Подумаешь! — молвил Шико, кладя руки на стол. — Оно адресовано герцогине де Монпансье.

— Боже мой! — вскочил Борроме. — Надеюсь, вы ни чего не сказали об этом королю?

— Ни слова, но обязательно скажу.

— Когда же?

— После того, как посплю немного, — ответил Шико. И он опустил голову на руки.

— Значит, король все узнает?

— Поймите же, любезный, — продолжал Шико, поднимая голову и смотря на Борроме осоловелыми глазами, — вы заговорщик, я шпион. Вы устраиваете заговор — я вас выдаю. Каждый из нас выполняет свою работу, вот и все. Спокойной ночи, капитан.

Говоря это, Шико не только занял свою первоначальную позицию, но и закрыл ладонями лицо — открытой осталась только спина; зато спина эта, освобожденная от кирасы, лежащей на стуле рядом, как бы напрашивалась на удар.