— Мы едины с тобой, — сказал он. — Мы свои души сатане не продавали. Мы их сами загубили почище сатаны. Такой же ты, как и я!
— Нет, — хрипло сказал Осташа.
— Да! — напирал Пугач. — Скажи мне, где душа твоя, в чем?
— Как же я тебе душу покажу?..
— Вогулка говорила тебе: легко душу-то потерять. Человек и сам того не заметит. Даже вольнее жить-то без души!
— В слепоте и смраде душа моя, но при мне…
— Нет у тебя души! — торжественно заявил Пугач и упер руки в бока. — Нету!
— Богу судить…
— А я и не сужу. Я что вижу, то и говорю. Узок путь души в теснинах. Батя твой по струне прошел — а ты не батя!
— Мне того не дозволили…
— Жесток мир, кто ж спорит, — согласился Пугачев. — Ну, не дозволили… А что сделали-то? Только гордыне твоей на горло наступили, вот и все. Более — ничего. Батин подгубщик Гурьяна Утюгов тебе в Каменке, в шалыганке, чего говорил? «Смирись» говорил! Ты смирился? Да куда там!
— Я смирюсь — батино имя предам! — ответил Осташа. — Как я могу смириться, если после этого батю будут вором считать?
— А ты базару глотку не заткнешь. Чего тебе сплетни? Живешь-то для бога! Ты знаешь, что батя чист, — и чего еще тебе надо? Ты знаешь, что бог есть, так чего же тебе это какому-нибудь Бакирке-пытарю доказывать? Плюнь на Бакирку. Плюнь на всех. Ну и пусть брешут. Все равно ведь через три года забудут батю, хоть вором он будь, хоть святым. Это мир!.. Тут ничего не поделаешь! За что же ты плугом по народу пошел? Может, и обелишь батино имя, да свою душу дотла спалишь! Уже спалил! Хуже дело испортить только сушеным волчьим сердцем можно!
— Пока батина правда со мной — не спалил…
— Про батину правду тебе, дураку, Конон Шелегин все разъяснил. Ты — не батя, и нечего его зипун напяливать. Конон говорил тебе: «Твой путь — это мой путь, не батин». Не-ет, тебя и Кононова дорожка не устраивает!
— Конон судил, а того человеку не дозволено…
— А Гермон тебе право судить давал — только прими истяжельство.
— Не верю я в его последнее таинство!
— Зато в камланье вогулки веришь.
— Верил бы — так не сидел бы здесь и сейчас с тобой!