— Колыван говорил, что за Ленёвским будет хвататься, — пояснил Федька, уже вернувшийся на скамейку, и пальцем, перепачканным в крови, указал на дальнюю скалу.

Но и за Ленёвским стояли только чужие барки, и за мрачными грудами Черных камней — тоже. Пришлось огибать еще Нотихинский боец, косо торчавший из пенной оторочки, а потом прорываться сквозь пляску Нотихинского перебора. Только за каменными срубами Свинков Федька закричал:

— Вона, вон они! Наш караван! Колыван стоит!.. Все, Осташка, делаем хватку!

ДВА СТАНА

ДВА СТАНА

— Федька, подлец, ты чего же это пьянство развел? — сквозь зубы тихо спросил Осташа, опустившись на корточки за спиной у Федьки.

— Господь с тобой! — изумился Федька, по-татарски сидевший у костра на своем армяке. — Такие страхи прошли — как душу не залить?

— Так и заливал бы в одиночку… Почто бурлаков спаиваешь?

— Я за бороду никого не нагибаю! — обиделся Федька. — Сами пьют! Душа — мера!

— Ты ж ведь ковшом обносишь.

— А я на одного себя делить не приучен.

— На все у тебя ответ найдется… — прошипел Осташа. — Давай прекращай гульбу.

— Не-е, Остафий Петрович, — пьяно-рассудительно возразил Федька. — У нас уже шлея под хвостом. Щас только до лежки. Знаю.

Осташа разозлился и поднялся на ноги.

— Эй, захребетники, кончай хмельное глушить! — крикнул он для всех. — Завтра же снова на воду! Еще опасней река будет!

— Водолив потчует! — сразу возмущенно загалдели со всех сторон.

— Свое пьем!..

— Сплавщику на берегу слова нет!

— Бабой своей командуй!

— Кержакам душу православную не понять, молчи уж!