— Никому никогда не верил… — медленно сказал Колыван. — И тебе не верю.

Он опять наклонил голову над прикладом и нажал на курок.

Штуцер сухо щелкнул. Из замка вырвался кислый синий дымок. Осечка.

Колыван какое-то время стоял, согнувшись, словно не верил, что ружье не пальнуло, а потом распрямился и растерянно улыбнулся.

— Н-ну вот… — пробормотал он. — А ты боялся…

И только сейчас ядовитая, гнилая, могильная волна ужаса прокатилась по лицу, по груди, по животу Осташи, стекая в ноги, как грязь, окатившая из-под тележного колеса.

Колыван вдруг повернулся к обрыву и швырнул штуцер вниз. Донесся плеск.

— Все! — улыбаясь, сказал Колыван. — Я ружье выбросил! Давай крест!

Колени у Осташи играли так, что крестик на сучке прыгал, словно привязанный за хвост чертик. Но вслед за ледяной волной страха по лбу, по скулам потекла обжигающая волна гнева.

— Не все… — тихо ответил Осташа. — Я из-за тебя и под ружьем постоял, и со скалы спрыгнул… Теперь из-за меня ты хотя бы спрыгни. И поторопись, пока не уплыло…

И он разжал пальцы. Ветка с крестом полетела вниз.

Колыван молча кинулся на Осташу, сбил его с ног, швырнул с края скалы и прыгнул сам. Осташа пролетел всего сажень, и его рвануло обратно вверх, перепоясав под мышками огнем — он ведь по-прежнему был привязан на веревку. Длины веревки едва хватило на сажень падения.

Осташа висел, задохнувшись от рывка, и сквозь синие звезды в глазах видел, как Колыван упал в воду, потом вынырнул, покрутил мокрой черной башкой и саженками погреб куда-то прочь, за гребень Гусельного бойца. Туда отбой уносил торчащую над волною веточку.

ПЕТР — ЗНАЧИТ «КАМЕНЬ»

ПЕТР — ЗНАЧИТ «КАМЕНЬ»

Осташа отлежался на краешке скалы, потом поднялся и пошел вглубь леса отыскивать яму с царевой казной. Не нужна ему была казна. Он хотел увидеть кости бати. Хотя по костям разве узнаешь человека? Но Осташа не мог не взглянуть в яму с кладом. Однажды он уже чуть не отказался от погони за Фармазоном, когда с вершины Дужного бойца увидел мертвяка внизу на льду Чусовой. Тогда он совсем было решил, что это лежит Яшка, сброшенный с утеса Шакулой. Но все же он спустился на реку и подошел к покойнику — и узнал, что это не Фармазон, а сам Шакула, а Фармазон, значит, жив, и надо продолжать погоню. Нет, всегда надо дойти до конца, до самой стенки. Так и Бакирка мечтал о сокровищах Ермаковой пещеры: «Дойдешь до стенки, а там золото!»

Осташа не спешил. Он долго блудил по темному буреломному ельнику: оскальзывался на камнях, цеплялся ногами за валежины. Елки исхлестали его ветвями, вымочили. Осташа замерз, исцарапался. Колыван отыскал яму с кладом чуть ли не сразу — а вот Осташа никак не мог.