Таким был и помещик Пуришкевич, которого проверили на службе в Министерстве внутренних дел, а потом избрали депутатом — в Бессарабии, далёкой провинции Российской империи, лежащей на границе Молдавии с Украиной.
Владимир Митрофанович умел произвести впечатление. Брил череп и отпускал широкую бороду, которая придавала ему мужественности; говорил с пулемётной скоростью, бурно жестикулировал, мог закатить истерику… Перед его фокстерьерьим напором сдавались даже коллеги-депутаты, не то что малограмотные крестьяне и неучи-помещики с дальних имперских окраин.
— Наш-то каков! — со смешанным чувством говорили они, прознав об очередной выходке своего припадочного избранника. За то, что в Думе их представляет ярмарочный уродец, было стыдно: если он такой — выходит, они сами ещё хуже. Зато, что ни день,
Соратница Пуришкевича по черносотенному Союзу русского народа, алкоголичка и наркоманка Елизавета Шабельская заходила к Распутину перед убийством. Она старалась не отставать от своего лидера и тоже умела произвести впечатление. Имея тайные дела с охранным отделением — по обычной для черносотенцев практике — и выдаивая из тайной полиции деньги,
После начала войны с Германией публикацию пришлось срочно остановить: в финале романа спасителем России от китайских жидомасонов выступал как раз добродетельный германский кайзер Вильгельм.
Писанина была откровенной политической порнографией с погромным подтекстом. По убожеству она оставляла далеко позади семикопеечные детективные книжонки, против которых восставали обладатели здравого смысла и хоть какого-то литературного вкуса, хотя оплачивали опусы