Ярослав Гашек, как и его ближайший друг Эрвин Киш, начал свой путь в литературе под влиянием Максима Горького — стремясь жить и писать, как русский. Гашек прослыл самым известным юмористом Австро-Венгрии, создав подобие энциклопедии юмора. Нередко выступал со сцены, и одним из его горячих поклонников был последний австрийский император Карл. Когда рядового Гашека отправили на русский фронт, он тут же сдался в плен. После Октябрьского переворота в Петрограде вступил в Красную Армию. В 1920 году Ярослав Гашек оказался в Иркутске, где чехи решили печальную участь Верховного правителя России, адмирала Александра Васильевича Колчака. Опыт военной службы Гашека и его представления о бесконечном идиотизме войны легли на страницы мирового бестселлера про бравого солдата Швейка.

К писательству обратился и бывший чиновник Министерства внутренних дел, депутат Государственной думы трёх созывов Владимир Митрофанович Пуришкевич. Его напыщенный «Дневник» содержит немного правды, хотя не в пример более осмыслен, чем паранойя Елизаветы Шабельской, и за отсутствием литературных достоинств представляет определённый исторический интерес.

В книге Пуришкевич подробно рассказал свою версию заговора против Распутина. Получалось, что основная — и сомнительная — честь подготовки и совершения убийства принадлежала лично ему. Достоверно в «Дневнике» то, что Распутин убит, и то, что Владимир Митрофанович возненавидел песенку Yankee Doodle, которую с памятной ночи не мог слышать. Прочие подробности — фальшивы насквозь и не выдерживают даже поверхностной критики, но удивительно не это.

Пуришкевича, как и Сухотина, никто и никак не привлекал к ответу за участие в убийстве. Хотя оба не отрицали этого участия, а Владимир Митрофанович даже бахвалился встречным и поперечным, выставляя себя убийцей номер один. Как так? Ведь за уголовное преступление полагается судить и наказывать — в любое время и в любой стране!

Причина в том, что императору слишком хорошо была известна истинная картина событий. А главное — он знал о вине в государственной измене и смерти Распутина членов императорской фамилии: своего кузена великого князя Дмитрия Павловича и мужа своей племянницы князя Феликса Юсупова. Усадив на скамью подсудимых Сухотина с Пуришкевичем, государь вынужден был бы поступить так же и со своими родственниками. А на это он не мог пойти ни из человеческих соображений, ни из политических. Страшно представить, что тотчас началось бы в стране, которую Николай Второй ещё надеялся удержать от безумства!