На следующий день мы отправились обратно на усеянное трупами поле битвы и занялись паскудным делом – раздевать мертвецов, снимать с них все, что могло нам пригодиться: мечи, дротики, луки, стрелы, щиты, шлемы и кольчужные рубахи. Я направил в поле побольше людей на поиски неповрежденных стрел, поскольку у большинства колчаны опустели. Нергала с пятью сотнями конников я послал разыскать римский лагерь и забрать оттуда все нужное и полезное, а остальное сжечь. Германцы и даки получали огромное удовольствие, отрубая мертвым римлянам головы и насаживая их на шесты и пилумы, которые они вкапывали в землю, пока я не приказал им прекратить это. Каст был недоволен, но я сказал ему, что надо как можно быстрее забрать отсюда все нужное, а затем идти на север, к Спартаку, а не развлекаться подобными гнусными выходками. Он спросил, что я намерен делать с взятым в плен римским командиром, о котором я, говоря по правде, забыл. На краю поля тем временем набралась огромная куча римского оружия и снаряжения, и тут ко мне привели Луция Фурия. Несмотря на свое теперешнее положение, он по-прежнему сохранял гордый и надменный вид, который, кажется, являлся неотъемлемой частью характера всех римских командиров. Мы встретились с ним, и вокруг нас тут же образовался небольшой кружок любопытных. Буребиста встал позади него, Каст – справа от меня, а сзади собралась целая группа воинов. Я приказал поставить позади все захваченные римские орлы.

– Итак, Луций, – сказал я, – ты не возражаешь, если я буду звать тебя Луцием? Я уже столько раз тебя бил, что мы почти стали друзьями.

Сзади раздался взрыв смеха. Фурий стоял неподвижно, в его глазах пылала ненависть. Буребиста поддал ему ногой под колено, и он свалился на землю.

– Встань на колени, когда разговариваешь с принцем Парфии! – издевательским тоном велел ему мой заместитель, вытаскивая меч и приставляя его острие сзади к шее римлянина.

Фурий встал на колени, но все равно сохранял вызывающий вид.

– Убей меня, и покончим с этим! – бросил он, словно плюнул.

Я сделал знак Буребисте убрать меч и велел Луцию встать.

– Я не римлянин, Луций. Я не убиваю людей для удовольствия. И не собираюсь убивать тебя.

Сзади поднялся ропот протеста.

– Тихо! – крикнул я. – Я намерен отправить тебя в Рим с моим посланием римскому сенату.

– Каким посланием?

– Я желаю, чтобы ты сообщил им, что нам требуется свободный проход из Италии и что если они пошлют на нас новые войска, мы и их уничтожим. Скажи этим старикам, что правят Римом, что мы их не боимся, но если они будут и дальше нам противодействовать, тогда мы обратим свою ярость против самого Рима и сровняем его с землей, – мои люди разразились при этом довольными криками. Я поднял руку, успокаивая их.