В миле от баньяна, примерно на половине горного склона, скалы преградили путь потоку и образовали небольшой водоем, окруженный густым кустарником. Там водоносы и набирали воду. Наполнив все сосуды, они обычно купались. Свежая вода среди темных скал вознаграждала их за долгий переход по солнцу. Парсел посмотрел на Итию, сердце его мучительно сжалось.

— Они знают, что сегодня водоносы пойдут за водой?

— Знают, — ответила Итиа, опуская глаза.

Это она сказала им. Не думая причинить зла. Раха, Фаина, Итиа с утра бродили вокруг поселка, болтали с женами перитани, а те все знали от мужей. Тут не было злой воли. Просто таковы их привычки… На таитянских островах всем всегда все известно! «Мятежники» следили за жизнью деревни, следили час за часом.

А теперь они ждут прихода водоносов. Притаились в чаще по ту сторону водоема, положив дула ружей на ветки. Перитани дадут женщинам спуститься за водой, а сами останутся на гребне, держа ружья в руках, четко вырисовываясь на светлом небе.

— Боже мой, — простонал Парсел, — таитяне будут стрелять по ним, как по мишеням в тире! Джонс! — закричал он, как будто тот мог его услышать. Парсела охватило отчаянное желание бежать, догнать его. Бежать! Какая глупость! Теперь Джонс всего в нескольких десятках метров от потока. Он радуется, предвкушая минуту, когда женщины наполнят сосуды, а он положит на землю это надоевшее ему ружье, размотает парео и первым бросится в воду — загорелый, мускулистый, веселый.

— Они приближаются к ручью, — тихо сказал Парсел.

Три женщины пристально вглядывались в гору. Но не гору видели они перед собой. Они видели ту же картину, что и Парсел: четверо перитани медленно шагают между камней, а там, впереди, их ждет смерть.

— Жоно! — произнесла Омаата сдавленным голосом.

Ведь правда! Он подумал только о Джонсе. Но и Ханту суждено умереть. И все остальные не избегнут смерти: Джонсон, который всю жизнь дрожал от страха, Уайт, такой щепетильный и старательный, Хант, никогда ничего не понимавший, и Джонс! Джонс!..

Он посмотрел на Омаату. Ее взгляд был пугающе пуст. Парсел подошел к ней и взял ее за руку. Она не шевельнулась. Лишь покачивала своей громадной головой, и крупные слезы катились из ее неподвижных глаз. Ивоа взяла ее за другую руку, и Омаата сказала слабым, как у старухи, голосом: «Я хочу сесть». И тотчас ее огромное тело рухнуло на пол, словно ноги отказывались ее держать. Ивоа и Парсел опустились на пол с нею рядом и прижались к ней. Минуту спустя подошла Итиа, села подле Ивоа и прислонилась головой к ее плечу. Они молчали и смотрели на гору.