— И пускай! — проревел Бэкер. — Мне на это начхать.

Ему не приходило в голову отпустить Амурею, чтобы освободить себе руку, и он рвался всем телом — вправо, влево, отчаянно мотая головой и стараясь выскользнуть из рук Парсела.

— Пустите меня! — кричал он.

— А Амурея? — продолжал Парсел, — Вы не имеете права ею распоряжаться. Вы не подумали, что они сделают с ней, когда вас убьют!

— А на черта ей жить, — прорычал Бэкер, — если Ропати умер!

— Бэкер!

— Черт подери! Пустите меня! Не желаю я вас слушать! — вопил он, бросая на Парсела злобные взгляды. — Малыш умер только потому, что я послушался вас!

— Бэкер, вы говорите ужасные…

— Пустите меня, слышите!

Бэкер выпустил наконец руку Амуреи и сжал кулак. Парсел попытался отстраниться. Но было уже поздно. Он почувствовал сокрушительный удар по лицу, покачнулся, отступил назад, и стена, словно устремившись ему навстречу, стукнула его по затылку.

Он лежал на полу, и мысли его плутали в густом тумане; ему не было больно — он падал куда-то назад в глубину, как будто тонул. Он приоткрыл глаза, все заволокло белесоватой дымкой, наплывавшей на него волокнистыми слоями. Ему хотелось видеть, видеть!.. Он моргнул, но это потребовало таких неимоверных усилий, что глаза его закрылись сами собой. Он снова открыл глаза, закрыл, снова открыл, снова закрыл… Впервые в жизни физическое усилие давалось ему с такой мукой. Он все старался приоткрыть веки, и туман немного рассеялся, когда кто-то приподнял ему голову и щеки его коснулось что-то мягкое и теплое. Сквозь поредевший туман вдруг просочился свет, возникло чье-то лицо, но чье — он так и не мог разглядеть. Внезапно у него закружилась голова, заныла челюсть, и мысли снова разбежались. Ухватившись обеими руками за плечи Ивоа, он с трудом приподнялся. И застыл, сидя на полу, опираясь на Ивоа, еле сдерживая приступ тошноты. Мгновение спустя в голове у него вспыхнул яркий свет, и он вспомнил все с леденящей отчетливостью.

— Бэкер! — закричал он в отчаянии.

С удивлением услышал он свой собственный голос. Голос звучал так слабо, так не по-мужски, что показался ему самому смехотворно нелепым. Никто не ответил. Он заставил себя повернуть голову, почувствовал резкую боль в челюсти и с неестественной медлительностью обвел глазами комнату. Он увидел перед собой широко раскрытую дверь хижины.

— Бэкер! — повторил он слабым голосом.

Голова его упала на плечо Ивоа, грудь судорожно вздымалась; под его щекой плечо Ивоа сразу стало влажным.

— Адамо! — окликнула его Ивоа тихим певучим голосом.

Обхватив белое нежное тело своего танэ темными руками, она тихонько укачивала его. «Маамаа. Перитани маамаа». Тими убил Ропати, а Уилли набросился на Адамо! Ауэ! Война пришла к нам как болезнь, и все мужчины стали маамаа. О Адамо! — подумала она с горячей любовью. — Ты один остался добрым.