Мы вылезли из шахты и скатились к ручью, перебежали через мостик, полузатопленный мутной текучей водой. И одним махом поднялись к избенке, окружили ее со всех сторон. Мы шумно дышали, потея от страха, хотя вооружились заговоренными ножами и палками, а в руках Косоглазого Карима была сосновая доска, утыканная особыми гвоздями: на каждом — по девяносто девять магических бороздок, соответствующих количеству имен аллаха.

В дыму послышалась возня, затем — кашель. Косоглазый Карим зашептал молитву, намереваясь убежать, но самый смелый и дурной джигит по прозвищу Арбакеш крикнул в приоткрытую дверь:

— Эй! Букыр![7]

И отпрянул, шлепнулся, запнувшись обо что-то. Из шевелящейся сизой мути выглянула косматая голова. Она удивленно посмотрела на меня, оцепеневшего. Глаза колдуна были красные, воспаленные и слезились. Карим с размаха опустил доску на него, стараясь поразить горб, где, как известно, скрыты душа и сила людоеда. Доска с треском переломилась, а горбун, взмахнув руками, исчез.

Мы сгрудились у двери, не решаясь войти в дымное логово. Оттуда, из смрадной глубины, послышался плачущий голос:

— Ну что я вам сделал, ироды? Ну что? Никого никогда пальцем не тронул! Нашли кого клевать… Слабину почуяли, гады!

И он почему-то вышел к нам — гневный и скорбный. Кудлатая борода не могла скрыть худобы и бледности его лица. Нос картошкой, бурый от конопушек. Губы кривились, дрожали. В общем, уродливое воплощение всего страшного и чуждого. Сам ненавистный мир, в котором нас заставляют жить…

Увидев наши дикарские рожи (или ножи и палки в руках?), горбун не совладал с собой, бросился бежать. Арбакеш и Карим ему наперерез, отсекая путь в город, и он резко повернул к оврагу. Налетел на всем бегу на городьбу из березовых жердей. Они с треском выскочили из связок на кольях, и горбун покатился вниз по мокрой траве и глине наперегонки с жердями.

Мы догнали его у мостков. Он упал на колени, закричал, задыхаясь:

— Только сразу! Ножом!.. Чтоб без мук!..

— Что он вопит? — спросил Арбакеш.

По-русски понимали только я да еще немного Карим.

— Хочет, чтобы ножом его быстрей убили, — ответил я.

— Нельзя ножом, — решительно возразил Карим, он был самым набожным и умным среди «братьев» семейства. — Колдун что-то задумал. Стукнем ножом — а он превратится в козла или в камень…

И его принялись лупить палками по скользкому от крови горбу. И я ударил несколько раз. Горбун протяжно завыл и почему-то бросился не на кого-то, а на меня — ударил головой в живот и прыгнул в камыши.

Я вылез из ручья на бревна, залитые водой, начал смывать грязь с дырявых штанов и зипуна. Болотные заросли трещали, верхушки спелых тростников дружно вздрагивали. Слышались возбужденные голоса «братьев».