— Ну, к тому времени у него заживет, — сказал я.

— Конечно, заживет, — согласился Косой Карим.

— Так какое к нам дело, предатель, говори, — Арбакеш сплюнул мне под ноги.

— Не надо называть меня так, — сказал я с угрозой. — Понял?

— А как? — взъелся Арбакеш.

— Пусть сначала скажет, — придержал его Карим, а Немой стукнул Арбакеша плечом, замычал в поддержку Карима.

Я постарался понятней объяснить, что нужно перехоронить хорошего человека в связи с его желанием. Они раздумывали, отлично зная, что я не в ладах с покойниками. А Немой и Арбакеш научились обшаривать гробы, выставленные в рабочей поселковой церквушке для отпевания: снимали с трупов кольца и серьги, обувь…

— А ведь тоже пригожусь когда-нибудь, — сказал я, — сделаю для вас что-нибудь такое, чего вы но сможете.

Они пошептались.

— Хоп, — сказал Арбакеш, — поклянись, что поможешь, когда у нас будет дело в городе.

Я поклялся двумя клятвами — христианской, из Библии, и мусульманской, из Корана.

XVIII

Ночью разыгралась настоящая зимняя пурга, снег валил крупными хлопьями с разных сторон, только не сверху. Я пробирался сквозь непогоду, толкая впереди себя ручную тележку на двух колесах. Крепостное кладбище было на верхотуре, между старым рвом и каменной стеной, и когда я полез вверх, то источенные тяжкими испытаниями подошвы моих башмаков скользили и тащили меня назад вместе с тележкой. Я взмок, несмотря на плохую одежонку, и некогда мне было думать о страхах. И слава богу, иначе, не знаю, дошел бы я до места.

Бывшие братья уже ждали с лопатами и керосиновым фонарем — Немой держал его под полой зипуна, и поэтому лицо Немого, подсвеченное с подбородка, было жутким. А тут еще завывания ветра — будто голоса покойников…

— Господи, спаси мя, — перекрестился я. — Ну, что вы стоите?! Еще не копали?

— Не знаем, какую раскапывать, — нервно проговорил Арбакеш.

— Ты сказал в конце, у ямы, а там их много.

— Надо самую мягкую! — испугался я.

— Они все самые мягкие.

Трясясь и стуча зубами, я пошел следом за ними. Арбакеш злился и ругался по-русски, не боясь мертвых. Ну да, ведь это были русские мертвые, не мусульмане, и можно было их ругать — по каким-то родовым обычаям кишлака, из которого выкинули Арбакеша в грешный мир…