— Так что же мы тогда медлим? Убить его, суку, прямо сейчас! — вскочил Сергей. — Одна ему дорога, утопить в озере с камнем на шее!

— Тихо, — сурово улыбнулся Костя. — Ишь какой горячий. Нельзя так, он должен встать перед судом. Мне дан такой приказ. А стрелять только в крайнем случае.

— Но как?! Как его доставить в город?

Костя тихо покачал головой:

— Зачем его доставлять? Он сам дойдёт. Надо дать ему такую возможность — уйти. С золотом.

— Как с золотом?! Но ведь это… это государственное достояние, экспедиционный труд, компенсация семьям погибших…

— Знаю, не кипятись. Никуда твоё золото не денется. Агафон сам доставит его, в целости и сохранности. До прииска. А там — там мы его возьмём. Арестуем. Только вот одна неувязка. Нам надо быть на прииске раньше, чем придёт туда Агафон. Хотя бы на час. Как это сделать? — договорил Костя и испытующе посмотрел на Улю:

— Можно ли это сделать?

— Не знаю, — тихо проговорила девушка. — Нато спросить тетушку. Закпой знает всю тайгу. Я тут пыла только отин раз.

— Да! Точно, как же я не подумал! Загбой! Он-то ещё не знает всего, уехал, один… А если сейчас он встретится с Агафоном? Впрочем, не думаю, что Кулак будет убирать его в первую очередь. Он может ему ещё пригодиться, — рассуждает Костя. — Хотя зачем? Дорогу назад Кулак найдёт по затесям. Быстрее! Надо спешить, возвращаться в лагерь! Не дай бог Загбой приедет сейчас, без нас…

— А что с Николаем? — замешкался Сергей, показывая на покойного.

— Что? Ах, да. Давай-ка пока затолкаем его назад, пусть полежит до вечера. Теперь ему уже всё равно…

Тайна для Пелагии

Тайна для Пелагии

В этом году в помощницы Пелагии хозяин опять отправил нерасторопную Лушку. Лукерья — двадцативосьмилетняя меланхоличная женщина. Не отказывается от работы, делает. Но как? Ведро картошки чистит два часа, за водой на озеро ходит до обеда, полы моет-скоблит в час по чайной ложке, ну а заставь стирать, то присохнет к корыту до следующего утра. Всю работу делает медленно, долго. Сколько Пелагия вымотала с ней нервов — уму непостижимо! И уговаривала, кричала, ругалась, несколько раз приложилась веселкой по её упитанному заду, даже плакала от безысходности. А той всё неймётся. Делает своё дело, как корова на горохе — не прогонишь, пока весь не съест. Одно радует. Всю работу Лушка делает на совесть, так, что комар носа не подточит. Если уж почистит картошку, то корове очисток почти не остаётся, тонко, бережно. Полы выскоблит так, что можно в белоснежных носочках ходить. Стирает до дыр. Да и всё, что только можно доверить, сделает качественно. И всё с тихим напевом, задумчиво, где-то витает в облаках.