— Что с тобой?
— Что?! — очнувшись из забытья, вздрогнул Иван.
— Ешь давай, суп остыл.
— Не хочу, — вскочив из-за стола, рявкнул муж.
Пелагия испуганно отскочила в сторону на безопасное расстояние, подбоченилась, склонила голову, ревниво блеснула искрами глаз:
— Что, к Бакуриной Машке ночью бегал?
— А тебе что, хлопотно?
— А может и так. Муж ты мне или кто? Или, думаешь, не вижу, слепая, как вы за пряслами шушукаетесь? Говори, охальник треклятый, сколько раз встречались! Уж я ей все космы повыдеру!..
— Рот закрой, сучка. Про себя вспомни, сколь раз под Агафона ложилась!
Пелагия так и села на лавку с открытым ртом. Разгневанный Иван, уходя из дома, громко треснул за собой дверью.
Уля и Сергей опять зашли в подземный ход. Всё так же, как и два часа назад: в трёх метрах лежат сапоги Агафона. Бордовые от высохшей крови. Рядом валяется чугунок с подвязанным языком.
— Что, идём дальше? — выдерживая пальцы на курках штуцера, спокойно проговорил Сергей.
— Потожти, — поставив на землю керосинку, ответила Уля. — Что-то мне кажется…
Не окончив мысли, она попыталась поднять чугунок, но не смогла. Слишком тяжёл для девичьих рук. Сергей понял её намерение, поставил ружье к стене, сильными руками поднял посуду с земли. Уля схватила ладонями язык, резко дернула в сторону. Чугунок ответил заунывным, загробным голосом. Девушка потянула язык ешё и ещё. Своеобразный колокол послушно ответил металлическим голосом: донь, донь, донь…
— Что, молиться будем? — усмехнулся Сергей.
— Мне кажется, что я уже где-то слышала такой звон!
— Ну и что? Может, это старателей на обед сзывали. У нас, когда я учился в университете, тоже в рынду били. Все по расписанию: подъём, завтрак, обед. Ударят в колокол — будь здоров через пять минут быть на месте. Не успеешь — останешься без еды. Опоздаешь на урок — накажут.
— Точно! — сверкнула девушка изумлёнными глазами. — Ну, как же, конечно… как же я раньше не тумай!..
— Что, догадалась? — От резкой перемены настроения любимой Сергей сделал несколько шагов назад.
Уля потянула его к выходу вместе с чугунком: